БДСМ. Бесконечная доброта, сострадание и милосердие - Александр Чащин

Скачать книгу

ровно до поры, пока не начинают лезть в мой монастырь со своим уставом и в мою духовку со своим рецептом. Я в упор не понимаю, почему, если я – расстегай, то я должен соответствовать кому-то, или кто-то должен соответствовать мне. Давайте договоримся, пицца отдельно, хат – отдельно. Если я иногда крут, а в остальное время – офигителен, я буду доминировать и соответствовать. Иначе я – не я, и хата с краю – не моя.

      – У тебя нет чувства меры.

      – Предлагаю определиться: чего именно у меня нет, меры или чувства?

      – Всего. Вкупе…

      – А вот здесь ты не права. Мои чувства всегда безмерны, моя мера всегда бесчувственна. И в купе, к слову, мне нравится куда меньше, чем в плацкарте.

      – Это чем же?

      – Прелюдия. Это же ведь "при людях"?

      Я – расстегай. Я – блюдо русской народной кухни. Вежливый, но слеплен, конечно же, из муки грубого помола. Но в том и секрет моего вкуса. Мой Сальвадор всегда вдали, “моё описание меня бережёт / Моё описание меня стережёт". При чём, “Как снаружи, так и внутри, / Как снаружи, так и внутри”. Но, мне кажется, я уже порядком успел вас утомить. “Значит, / надо сделать так: / "СТОП!"

      Могу быть с мясом, могу быть с рыбой. Для особо одаренных – командой. Блюдо русской национальной кухни. Девять букв строго по вертикали.

      Расстегай.

      Каждый о своём

      На фоне всего происходящего вокруг да около что-то внезапно подумалось: а не воспользоваться ли мне своим служебным положением автора книги и не сделать ли мне то, чего раньше я ни в одном глазу себе не позволял? А если и делал, то случайно и сразу же исправлялся – удалял с глаз долой из книги вон. Не выступить ли мне с предисловием от своего имени? Типа, никогда не было, и вот опять. И почему бы и не да? Поэтому вот. Написал, набрал, сверстал, вычитал, отредактировал, отправил в печать. Сижу, выступаю.

      Поговорим начистоту. Изменилась ли как-нибудь моя писательская жизнь начиная с конца февраля месяца года двадцать – двадцать два? Здесь глупо отрицать. Да, изменилась.

      И дело не в том, что я лишился основной части разбросанной по всему миру русскоговорящей аудитории за счет ухода с глобальных социальных площадок. Никогда не жили хорошо, нечего и привыкать. И не в том, что с момента «великого перелома» успел пережить несколько попыток отмены себя как публикуемой литературной единицы. Здесь даже наоборот – приятно обретаться частью повсеместно отменяемой русской культуры. Раз и меня под сурдинку пытаются прикрыть, значит я тоже к великому причастен.

      Что меня по-настоящему расстраивает – стало очень непросто писать. Не потому, что не о чем, а вследствие того, что то, о чем писать есть, я не считаю для себя приемлемым предметом для творчества. Когда из всех утюгов сплошь политика, уже не до любви. Ну не дело писателя приравнивать перо к штыку. Своё дело каждый должен делать сам. Писатель – писать, солдат – воевать. И никак иначе. Разделение труда – достижение цивилизации. Каждый о своём.

      А даже если нет, даже если приравнять? Гражданскую позицию в своих эссе я уже высказал, и уверен:

Скачать книгу