Скачать книгу

русской жизни той эпохи; отдельные этапы ее развития должны быть изучены и осмыслены в свете этих условий, в свете социальной и культурной обстановки того времени. Вместе с тем, русская проза 30‐х годов формируется не изолированно, а в теснейшей связи с прозой западноевропейской, используя ее исторический опыт. Таким образом, возникает еще один аспект исследования – историко-литературный в узком смысле этого слова; в этом аспекте и строится настоящая работа”.

      Если верить Б. Томашевскому, русскую литературу, оказывается, можно изучать “и так, и этак”. Можно изучать ее развитие в свете социально-исторических условий. Так изучали нашу литературу Белинский, Чернышевский, Плеханов. Такому пониманию литературы учил нас Ленин, учит И. В. Сталин. Но можно, видите ли, изучать литературу и по-иному, – отбросив социальные, классовые, исторические понятия, искусственно отделив литературу от породившей ее жизни, безжалостно откинув все, что выходит за пределы чисто литературного ряда и хоть чем-нибудь напоминает о живой, общественной жизни. Так изучал русскую литературу А. Веселовский. И именно так предлагает изучать литературу проф[ессор] Б. Томашевский.

      Наша русская жизнь с ее непрерывными, напряженными духовными исканиями, с незатихающим народным движением против гнета и насилия, многовековая борьба за всеобщее счастье, борьба с чужеземными “трехнедельными удальцами” и с русским самодержавием – душителем народной свободы, – все это нисколько не интересует ученых-космополитов, все это они пытаются отбросить, как нечто второстепенное, маловажное для науки.

      А вот мелочное, крохоборческое сличение отдельных фраз и оборотов, выяснение, откуда взял или мог взять русский писатель ту или иную мысль, у кого он ее позаимствовал, какой международный “маршрут” проделала та или иная художественная деталь или мотив, – это, по уверению космополитов, и есть подлинное литературоведение»[117].

      А на следующий день, 21 марта, Борис Викторович был проработан в газете «Известия» – там была напечатана статья М. М. Корнева[118] «С формалистических позиций», где рассмотрены статьи пушкиноведов С. М. Бонди, Б. В. Томашевского и А. Г. Цейтлина, вошедшие в сборник ИМЛИ «Пушкин – родоначальник новой русской литературы» 1941 г. Причем Б. В. Томашевский предстает главой литературоведов‐формалистов.

      «Реакционные классы и их идеологи всегда стремились скрыть от народа свободолюбивые, демократические традиции русской литературы – традиции Радищева, Пушкина, Герцена, Белинского, Чернышевского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина. Злостно извращая идейное содержание и общественное значение их литературного наследия, буржуазные литературоведы стремились в своих “исследованиях” лишить русскую литературу высокой идейности, ее национальной самостоятельности, пытались низвести ее до уровня ученической, подражательной и зависимой от иностранных источников. В этих походах против наследия русских классиков, как известно, не последнее

Скачать книгу


<p>117</p>

Там же.

<p>118</p>

Корнев Михаил Матвеевич (1904–1977) – критик, с 1930-х гг. на редакторской работе в литературном отделе ГИЗа, в 1947–1950 гг. заведующий редакцией современной русской литературы и член редакционного совета Гослитиздата, в 1949–1957 гг. директор издательства «Советский писатель», затем заместитель главного редактора журнала «Советская литература», издававшегося на иностранных языках.

До войны этот критик посвятил одну из своих отрицательных рецензий книгам Б. М. Эйхенбаума 1928 и 1931 гг. о Л. Н. Толстом: Корнев М. Ранний Толстой и «социология» Эйхенбаума // Литературный критик. М., 1934. № 5. С. 58–75.