ТОП просматриваемых книг сайта:
.
Читать онлайн.
Чем-то она раздражает, цепляет. И то: святой не должен быть с папиросой, самодержавный монарх не должен быть с папиросой – разные жанры. Но Николай II только то и делал, что смешивал жанры. Не по постмодернистскому кокетству (да тогда и не было постмодернизма), а просто по слабохарактерности.
Телеведущий был талантлив и, как всякий талантливый человек, даже оскорбляя, обозначил что-то очень важное в характере и ситуации оскорбляемого человека. Святой с папироской – именно так. Святой с папироской – неуместен. Прежде всего неуместен. Вот это было самое важное в Николае II. Его неуместность. Он постоянно попадал в ситуацию неуместности, неловкости, неправильности… Конокрада держал за святого и прислушивался к его советам. Через неделю после смерти отца устраивал свадьбу. В день гибели сотен людей неподалеку от места катастрофы устраивал бал. В самый разгар войны отрекался от престола и отходил в сторону от управления страной. Самых талантливых министров отодвигал в сторону. Не сворачивая, прямою дорогой шел к гибели, святой с папироской. Самый неуместный монарх из всех когда-либо бывших на русском троне.
Только тогда становится понятна основная, главная сложность для всех его биографов. Он был закрыт. Зарешечен. «Помянет потомство еще не раз византийское вероломство Ваших ясных глаз», – писала о нем Марина Цветаева в том же стихотворении, в котором призывала: «За Русь против Советов! За Софью на Петра!» Вероломство – сильно сказано. Здесь было другое. Фантастическая воспитанность. Невероятная сдержанность. Немыслимая воля в том, что касается проявления каких бы то ни было сильных чувств. Он не любил интеллигенцию, именно потому, что сам был интеллигентом. Не принято, неприлично, не этикетно – самые важные для него слова. Это был человек, для которого подошли бы писатели вроде Хемингуэя или Чехова.
Абсолютное, ледяное спокойствие. Вежливая улыбка. Смех в ответ на удачно рассказанный анекдот. Согласный кивок в ответ на неглупое предложение. Никто и догадаться не сможет, что только что этот монарх получил известие о гибели своего любимого детища, военно-морского флота. НЕ ПОЛОЖЕНО об этом кому бы то ни было догадываться. Такая же закрытость в самом открытом жанре – в его дневнике. Маяковский по схожему поводу писал: «И там, где кому-нибудь пришлось бы самоубийством оправдать чье-нибудь фланирование по сцене, Чехов дает драму обыкновенными, будничными словами: „Астров: А должно быть, в этой Африке жарища сейчас – страшное дело!“»
Это характеристика не только чеховской драмы, но и стиля дневника Николая II – что ни говори, главного источника его человеческого понимания. «Убил двух ворон. Получил известие о волнениях в Москве. Гулял по парку. День был солнечный». Все. Это не цитата, скорее пародия, но она мало чем отличается от оригинала.