Скачать книгу

детство и юность в захолустном мелкопоместном быту, молодость и зрелость – среди интеллигенции все же разночинной ‹…› И. А. сохранил ностальгию по дворянскому миру, к которому, он помнил крепко, он принадлежал ‹…›. Барство и род уважал он в себе и в других как что-то имеющее некую ‹…› нравственную ценность [57, 204–205].

      Ирина Владимировна Одоевцева:

      То, что Бунин был особенный человек, чувствовали многие, почти все.

      Мы с ним однажды зашли купить пирожные в кондитерскую Коклена на углу Пасси, где я бывала довольно часто.

      В следующее мое посещение меня спросила, смущаясь, кассирша:

      – Простите, пожалуйста, но мне очень хочется узнать, кто этот господин, приходивший с вами позавчера?

      Я не без гордости ответила:

      – Знаменитый русский писатель.

      Но ответ мой не произвел на нее должного впечатления.

      – Писатель, – разочарованно повторила она. – А я думала, какой-нибудь гран-дюк. Он такой… такой, – и она, не найдя подходящего определения, характеризующего Бунина, принялась отсчитывать мне сдачу.

      Мне часто приходилось замечать, что Бунин притягивал к себе взгляды прохожих на улице [37, 298–299].

      Собеседник

      Георгий Викторович Адамович:

      Все встречавшиеся с Буниным знают, что он почти никогда не вел связных, сколько-нибудь отвлеченных бесед, что он почти всегда шутил, острил, притворно ворчал, избегал долгих споров. Но как бывают глупые пререкания на самые глубокомысленные темы, так бывает и вся светящаяся умом и скрытой содержательностью речь о пустяках. У Бунина ум светился в каждом его слове, и обаяние его этим усиливалось [3, 128–129].

      Василий Семенович Яновский:

      С ним нельзя было, да и не надо было, беседовать на отвлеченные темы. Не дай Бог заговорить о гностиках, о Кафке, даже о большой русской поэзии: хоть уши затыкай. Любил он чрезмерно Мопассана, которого французы не могли считать великим писателем, как и американцы Эдгара По! ‹…› Боже упаси заикнуться при Бунине о личных его знакомых: Горький, Андреев, Белый, даже Гумилев. Обо всех современниках у него было горькое, едкое словцо, точно у бывшего дворового, мстящего своим мучителям-барам. ‹…›

      Вспоминаю ночные часы, проведенные в обществе Бунина, и решительно не могу воспроизвести чего-нибудь отвлеченно ценного, значительного. Ни одной мысли общего порядка, ни одного перехода, достойного пристального внимания… Только «живописные» картинки, кондовые словечки, язвительные шуточки и критика – всех, всего! Кстати, Толстой крыл многих, но обидели его не Горький с Блоком, а Шекспир и Наполеон. ‹…›

      Это был умный, ядовитый, насмешливый собеседник, свое невежество искупавший шармом [59, 313–317].

      Серж Лифарь. Из письма А. К. Бабореко. 6 февраля 1974 г.:

      Язык его был как лезвие бритвы. Большей частью ядовитое, когда он не щадил никого [5, 141].

      Георгий Викторович Адамович:

      Меня

Скачать книгу