Скачать книгу

накрытыми столами нетрезвый гуд подвыпивших гостей. Сватов усадили в горнице за стол. Вскоре приехали из церкви молодые. Пантелей Прокофьевич, наливая из четверти, прослезился.

      – Ну, сваточки, за наших детей. Чтоб оно все по-хорошему, как мы сходились… и чтоб они в счастье и здравии свою жизнь проживали…

      Деду Гришаке налили пузатую рюмку и вылили половину в рот, залохматевший прозеленью бороды, половину за стоячий воротник мундира. Пили, чокаясь. Просто пили. Гомон ярмарочный. Сидевший на самом краю стола дальний родственник Коршуновых, старый атаманец Никифор Коловейдин, поднимая раскляченную руку, ревел:

      – Горька!

      – Го-о-рь-ко-а!.. – подхватывали за столом.

      – Ох, горька!.. – отзывалась битком набитая кухня.

      Хмурясь, Григорий целовал пресные губы жены, водил по сторонам затравленным взглядом.

      Красные лица. Мутные во хмелю, похабные взгляды и улыбки. Рты, смачно жующие, роняющие на расшитые скатерти пьяную слюну. Гульба – одним словом.

      Никифор Коловейдин щерил щербатую пасть, поднимал руку.

      – Горька!..

      На рукаве его голубого атаманского мундира морщились три золотые загогулины – нашивки за сверхсрочную службу.

      – Го-орь-ка!..

      Григорий с ненавистью вглядывался в щербатый рот Коловейдина. У того в порожнюю меж зубами скважину при слове «горько» трубочкой вылезал слизистый багровый язык.

      – Целуйтесь, тетери-ятери… – шипел Петро, шевеля косичками намокших в водке усов.

      В кухне Дарья, подпившая и румяная, завела песню. Подхватили. Перекинули в горницу.

      Вот и речка, вот и мост,

      Через речку перевоз…

      Плелись голоса, и, обгоняя других, сотрясая стекла окон, грохотал Христоня:

      А кто ба нам поднес,

      Мы ба вы-пи-и-ли.

      А в спальне сплошной бабий визг:

      Потерял, растерял

      Я свой голосочек…

      И в помощь – чей-то старческий, дребезжащий, как обруч на бочке, мужской голосок:

      Потерял, ух, растерял, ух,

      Я свой голосочек.

      Ой, по чужим садам летучи,

      Горькую ягоду-калину клюючи.

      – Гуляем, люди добрые!..

      – Баранинки спробуй.

      – Прими лапу-то… муж, вон он, глядит.

      – Горь-ка-а-а!..

      – Дружко развязный, ишь со свахой как обходится.

      – Ну, не-е-ет, ты нас баранинкой не угощай… Я, может, стерлядь ем… И буду исть: она жир-на-я.

      – Кум Прошка, давай стременную чекалдыкнем.

      – Так по зебрам и пошел огонь…

      – Семен Гордеевич!

      – А?

      – Семен Гордеевич!

      – Да пошел ты!

      В кухне закачался, выгибаясь, пол, затарахтели каблуки, упал стакан; звон его потонул в общем гуле. Григорий глянул через головы сидевших за столом в кухню: под уханье и взвизги топтались в круговой бабы. Трясли полными задами (худых не было, на каждой по пять – семь юбок), махали кружевными утирками, сучили в пляске локтями.

      Требовательно

Скачать книгу