LITMIR.BIZ

Скачать книгу

рячую каменную плиту и помешал кочергой угли, отчего жилище, сооружённое из тонких брёвен и веток, обмазанных глиной, наполнилось влажным жаром. Из мешка рядом с каменной печью он зачерпнул горсть заварки и, приоткрыв крышку, бросил в кипящий чайник. Тот же, почувствовав в себе ценное содержимое, радостно засвистел и выпустил струю пара.

      Сведенборг достал внушительных размеров глиняную кружку – в неё можно было поместить кулак – и наполнил её напитком, распространяющим по хижине крепкий аромат. Дверей в жилище не было, лишь иногда, прохладными ночами, низкий вход задвигался известковым валуном, многочисленными округлыми пустотами напоминающий кусок сыра. Утренний воздух проникал в щель между стеной и камнем, настырно забирался в складки рубища и приятно охлаждал струившийся по телу пот.

      Старик вышел из хижины. Ветер, резвясь и нападая с разных сторон, трепал его густую бороду и спутанные седые волосы, со стороны могло показаться, будто они живут самостоятельной жизнью.

      Сведенборг занимался любимым делом: осматривал окрестности. Вглядываясь в знакомый пейзаж, он рассуждал про себя, что вид ему совсем не надоедает. Насколько хватало глаз, простиралась долина, покрытая холмами, испещрённая фруктовыми садами, небольшими речушками и уютными лужайками. То там, то тут можно было заметить резвых газелей, скачущих кроликов и стаи мелких птиц. За равниной возвышались покрытые лесом холмы, утопающие в хлопьях рассветного тумана.

      Сведенборг поймал себя на мысли, что с тех пор как волос бороды стал седым, а в суставах появился зуд от многих Лун работы в полях, он стал сентиментальным. Разве должна вечная и неизменная гармония фермы вызывать щемящее чувство грусти? Такое чувство свойственно обитателям мыслимых Хозяином эпох, объятых мёртвым и бесконечным космосом, где всё, чем владеет человек – неизменно тающий, утекающий сквозь пальцы кусок времени. Этот разрушительный дар подчинял себе его носителя, вызывая неумолимое желание обладать доступными богатствами и возможностями. Там, в мыслимых эпохах, белый волос, дрожь и слабость в руках свидетельствовали о наступившей старости, когда ноша отмеренного времени становилась лёгкой, а некогда чудесная вселенная опутывала шею невидимой, беспощадной удавкой. И, стоя на краю своего единственного цикла, глядя на пределы исчезающей яви, хранитель проклятого дара испытывал ощущение иллюзорности и хрупкости всего, что его окружало.

      Сведенборг взглянул на бледный, почти невидимый диск Луны – она присутствовала и в охваченных временем эпохах, и на неизменной ферме, связывая в один узел реальное и мнимое. Фермер отгонял мысль, что вездесущий свет Луны вызывает в нём что-то вроде тревоги, а то и страха, что его цикл напоминает затянувшееся видение – большой пластичный сон, обволакивающий сны поменьше – те, где он ныряет в эпохи одноцикловых, проходит через их судьбы, отдаёт и впитывает, наполняет страдающие оболочки новыми смыслами, чтобы вернувшись, насладиться величием неизменного порядка. Что он помнил, кроме своего имени, когда появился здесь? Вкус чая. В этом есть своя неповторимая красота: избавиться от всего лишнего, кроме единственного телесного переживания, позволяющего оставаться самим собой – Сведенборгом – чистым, как росток маиса на плодородной земле.

      Старик взял прислонённую к стене лачуги мотыгу и отправился к полям, начинающимся в паре сотен локтей от жилища. Участки открытой земли отделялись от буйной полевой растительности аккуратной плетёной изгородью, созданной в соавторстве с диким плющом, образующим на поверхности витиеватый декор. Сведенборг остановился возле любимого, самого большого участка, где неправильный прямоугольник земли пронзали извилистые ряды чайных кустов, разбавленные соцветиями полевых цветов. Фиолетовые всполохи аконита и шафрана заботливой рукой перемешивались с островками красного клевера и россыпями жёлтого лютика, а стройные ряды ромашек вдоль ограждения соседствовали с горделивыми огнями высоких маков. Сведенборг не помнил, чтобы кто-то ещё из фермерского сообщества выращивал цветы, но, как ему казалось, желание вырастить что-то для красоты не противоречит Пути Гармонии, в конце концов, их появляющаяся и увядающая красота – тоже часть единого цикла. Соседнее поле находилось под паром, земля отдыхала и в ожидании маисовых зёрен покрывалась щетиной сорняков. Именно туда и отправился Сведенборг. Он принялся рыхлить и пропалывать почву, чувствуя, как тело отозвалось привычным напряжением мышц: труд связал фермера и поле в одно целое, а тяжёлые мысли поблёкли. Старик работал тщательно и сосредоточенно, рукавом смахивая со лба капли пота.

      Две или три сотни Лун до холодного сна, и он вернётся из Регенератора свободным от страхов, надежд, удовольствий и ужасов мыслимых эпох, очищенным от следов вируса любви, заменяющего безумие жизни благородной болезнью. У одноцикловых вирус вызывает что-то вроде эффекта идеального союза – узла, завязанного за границами времён: в мыслимых эпохах объектом любви может стать кто угодно, но на ферме у неё есть определённое имя. София – прививка от древней болезни – наяда, через чьи сладкие и мучительные объятья должен пройти каждый безбородый фермер, прежде, чем будет допущен к высоким смыслам, даруемым Хозяином фермы. София. Имя, вызывающее

Скачать книгу