Скачать книгу

купаться в опасное место на речке, попала в водоворот. Отец не смог ее спасти, хотя очень старался. Клялся в этом на каждую годовщину ее смерти, когда пил с друзьями за упокой ее души. После той истории он толком не мог на меня смотреть, потому что я на нее очень сильно похожа. Кроме того, я больше никогда не была для него достаточно хороша. Замечал меня лишь для того, чтобы отругать.

      Рукожопая, мямля, дебилка, бестолочь – самые ласковые прозвища, которыми он меня награждал.

      Я была для него самым большим разочарованием в жизни.

      Училась неважно, но не потому, что глупая. Я понимала, что объясняли учителя, но во время контрольных просто не могла сосредоточиться, жутко боялась, что ошибусь, и в результате слишком медлила, перепроверяла. У доски вообще отвечать не могла. В общем, троечница с натяжкой, никакая не отличница.

      Дома еще хлеще – стоило ему на меня посмотреть, и я обязательно что-то роняла, разбивала. У меня в его присутствии почему-то всё время тряслись руки.

      Помню, когда меня удочерили Габарашвили, я еще не понимала, куда попала и чего мне будет стоить это удочерение. Я очень хотела понравиться, хотела, чтобы меня оставили, и бежала выполнять всё-всё, что мне говорили. Как-то раз меня попросили помочь на кухне с посудой. Я постеснялась сказать, что жутко неуклюжая и ничего бьющегося мне доверять нельзя. Решила сделать всё от мебя зависящее, чтобы ничего не разбить. Действовала очень аккуратно. Но когда несла стопку тарелок, чтобы расставить в шкафу, всё же упала и расколошматила… все до единой. Я тогда так разрыдалась, что возле меня собрались все сестры и успокаивали хором. А потом на крик пришел сам папа Авзураг…

      Я думала, он мне задаст такую взбучку, что я буду заикаться при одном воспоминании, ведь тарелки ужасно дорогие. Мой биологический отец всё время твердил мне, что я очень дорого ему обхожусь, что на меня денег не напасешься, что я ходячее несчастье и мне надо дать ремня, а заодно сплавить куда следует. А Авзураг вместо взбучки сказал, что это ерунда и что у них еще много тарелок. Я была так растрогана, что снова расплакалась, и все снова бросились меня успокаивать.

      Тем же вечером со мной долго беседовала мама Марисоль. Объяснила, что у них за ерунду не ругают, что посуда – фигня, а человек всегда важнее. И если я так люблю всё крушить, она подыщет мне такую работу, где мне нечего будет портить.

      С тех пор я вроде как стала «уклюжей», по крайней мере посуду бить перестала. Меня даже назначили официанткой в ресторане, и я неплохо справляюсь.

      Однако стоит мне вспомнить про своего папашу, и руки снова начинают трястись, а на душе становится гадко. Говорят, что такие раны лечатся временем, но за четыре года проживания в приемной семье мои лишь покрылись тонкой коркой, чуть задень – и так же больно.

      В праздничные дни, когда собирается семья и нам дарят подарки, я вообще не могу оставаться спокойной. После смерти мамы мой папашка не подарил мне ни одной шоколадки даже на восьмое марта, ни цветочка на день рожденья, никаких девичьих радостей типа красивого платья или туфель. Ничего, что могло бы показать мне, что он хорошо ко мне относится…

      Мне стоило больших

Скачать книгу