В Петербурге летом жить можно… - Николай Крыщук

Скачать книгу

вдруг такой взлет здоровья, что боюсь, не обидела ли тебя? Ужас! А может быть, и не ужас – письмо отправила, не перечитывая. Что думалось, а что вымолвилось – не помню. Но ты знай, что я люблю тебя, а просто это злые глюки рождаются во мне, как только я почувствую себя немного в порядке.

      Отчего же я становлюсь злой именно тогда, когда мне хорошо? Ты ведь умная.

      А главное, ты знаешь, наверное, это желание быть владельцем тайны чужого, и не просто, а именно той, о которой он и сам едва подозревает. Я ловила себя на этом много раз. И ведь знаю, что не разумней, не лучше и не тоньше другого, но всякий раз снова овладевает зуд этой мстительной проницательности.

      Вот и слово сказалось – мстительной. Но почему? Не понимаю. Тебе-то я во всяком случае за что должна мстить? Ладно бы еще тому, кто обокрал меня на какой-то там любимый локон или тихую удачу…

      Я скверная, прости. Но ведь ты тоже любишь меня, а значит, простишь, и простишь, и простишь! Разве нет?

      Ты же знаешь, я нашу любимую родину всегда любила меньше, чем ты. Я поливала желчью этот наш каждодневный абсурд, хохотала и нервничала. Ты – грустила. И почему-то не по чему, а о чем, и почему-то не о том, а об этом, и почему-то не о себе, а о ней. Теперь я снова злюсь, а ты, вероятно, снова грустишь.

      Вероятно, мы вот такие не от места и не от времени произрастающие. Может быть, от родителей?

      И всегда везде одинаковые. Мне плохо там, где я есть.

      А мне ведь уже тридцать два. Тридцать два ноль-ноль. Скоро будет тридцать семь – красная черточка на градуснике. Потом сорок – полубред, полутьма, и сорок два – никаких амбиций, простите, прощайте, больше не получается.

      Ну вот, ты видишь, какая я ужасная? Вру, конечно, что себя ненавижу, но все же в чистые минуты – нена ви ж у.

      В сущности, США – мое место. Каждый живет сам по себе, любит себя, руководит собой, сам с собой справляется. И все хороши, потому что справляются сами с собой, на ноги не наступают. Так жить, кажется, не трудно. Легче, чем в сознании чудовищного одиночества, которое толкает на безумные откровения и невозможную близость. Но в себе я это уже воспринимаю как невоспитанность. Так что я их поля ягода.

      Кажется, я никого по-настоящему не люблю. Просто отравлена грудным молочком российского дружества.

      В чем же я упрекала и разоблачала тебя? Смешно вспомнить. Ты, видишь ли, показалась мне такой мамой морали, не ханжой, а просто самоурезанным в правах на безумие человеком. Ты не решаешься не от нерешительности, а от презрения к собственному преступлению, которое всегда грозит пошлостью и развалом. Боишься (и правильно) невсамделишности. А главное (вчера я этого не понимала), что дорога, усеянная пусть не самыми дорогими, но трепетными все же существами, будет скользкой, неудобной и ранящей. И за это-то надо было упрекать?

      Все – насмарку. Душа – на замок. Для себя – только слезы и глоточек терпкой фантазии.

      Я не смею обижаться – знаю. Но даже обеспеченность смертью меня обижает. Больше того, оскорбляет. Хотя… оскорбляет – это все же не про меня.

      Помнишь, мы ходили с тобой по Фонтанке, где стояли буковки

Скачать книгу