LITMIR.BIZ

      «Доброжелатели» довоенные и нынешние

      Житья моим не стало уже в двадцатые годы: в двадцать четвёртом прадед Габдулла сложил с себя сан, стал лишенцем избирательных и прочих жизненных прав, негражданином, которому один шаг до «Беломорканала» и десяточки в лагере, которая стала явью в 1933-м. Сейчас по моей просьбе разбирают крючок за крючком дело пока последнего муллы моего рода Габдуллы Багаутдинова.

      В 1930 году он попросил вернуть ему его права – сложилось дело о сорока листах, слушали – постановили – отказать. Был, дескать, батрак аж до двадцать восьмого года в хозяйстве. Мой новый знакомый и коллега Иршат-агай Зианбердин, который любезно портит глаза об эти жёлтые бумаги, заметил: в деле есть какая-то странность – кто-то из письмоводителей постоянно вторгается в жалобную переписку прадеда с волостью, как будто следы свои липкие прячет.

      Я и сам знаю, и родня говорит – В этом ничего нового нет, у нас всегда есть какойто «доброжелатель». Есть такие и у меня. Мы не обижаемся на таких, вот уже почти сто лет, четыре колена. Злопыхатели для рода имамов – лишь экзамен на доброту и готовность принимать людей с их ошибками и им тоже дарить надежду.

      Есть особый напряг: кажется, что моё поколение – последнее, кто интересуется предками, и первое, кто может получить к архивам более-менее нормальный, иногда даже цифровой доступ. Слёзы, брызнувшие на клавиатуру от наградных документов деда Мидхата, – тому подтверждение. За бумажками стоят люди, и сонмище тех, которые заведомо, авансом и наперёд любят меня уже много столетий, пополняется новыми именами, проступают через мглу моего невежества седые бороды, густые брови, озорные косы, мягкие шляпы, звенящие мониста, тыпырдык-чечётка подбитых деревом лаптей и расшитые камзолы. И всё это теперь – моё, и моих деток, и далее. Потому я больше откладывать встречу, пока виртуальную, со своими предками не могу. И вам бы уже поторопиться.

      УРОК №7