LITMIR.BIZ

      «Живу по-прежнему один, рано утром мне на работу, и много непроверенных курсовых». Все это сообщил он ей быстро, не давая зайти в квартиру, но она перебила: мне нужно кое-что забрать. Что забрать? Неизвестно. Развелись почти сразу, она не успела заселить собой квартиру.

      Она быстро прошла в единственную комнату и села на диван, не сняв плаща.

      Максим настороженно смотрел на нее из дверного проема, не заходя в комнату, поглаживая автоматически ладонью локоть правой руки, как делал всегда, когда нервничал. Она смело взглянула на него и улыбнулась, словно желая сообщить что-то смешное:

      – На самом деле я ничего не забыла.

      Он не улыбнулся:

      – Я понял.

      – Как мама?

      Он не сразу ответил:

      – Хорошо. А твоя?

      – И моя хорошо.

      – А Олег Иваныч?

      – Умер.

      – Как?

      Он вошел в комнату, все так же нервно потирая локоть.

      Максим называл отца ласково, по-свойски «папка». Отец сокрушался, уже очень плохой, на больничной койке: «Жалко, что вы с Максимом не живете, может, еще помиритесь, вы молодые. Но это ваше дело, я не вмешиваюсь». Под одеялом еле заметные очертания исхудавших ног, заросшее щетиной лицо, он тяжело дышал, тяжело говорил. Непереносимое чувство жалости перехватило дыхание, Настя заплакала.

      Максим остановился, не зная, что делать. Смотрел на нее беспомощно. Наконец сел рядом. Молчали. Когда Настя, немного успокоившись, вытирала влажной салфеткой следы растекшейся туши, спросил:

      – Почему ты мне не сказала?

      – Зачем? Мы все равно развелись, какая разница.

      – Как какая разница? Он был мне нечужой человек. Он был. Так же нельзя.

      – Ты знал, что он болеет. Мог бы позвонить, спросить. Не мне, а ему.