Скачать книгу

выписанные ей лечебные средства она отказывалась. Подруга, которая заботилась о ней на смертном одре, подносила ей наполненную ложку. Больная отказывалась от лекарства, а в оправдание говорила, что у него отвратительный вкус. Мать Канта не придумала для переубеждения ее ничего лучше, чем самой принять это лекарство из ложки, которой та уже коснулась. Но отвращение и дрожь охватили ее в то мгновение, когда она это сделала. И то и другое усилились воображением, а тут вдобавок она заметила пятнышки на теле своей подруги, которые приняла за петехии, так что сию же секунду заявила, что этот поступок принесет ей смерть. Она слегла в тот же день и вскоре пала жертвой дружбы[96].

      Васянский, который сообщил об этой истории, говорит, что Кант рассказал ему ее, исполненный «любви и нежности со стороны благонравного и благодарного сына».

      Скрывается ли что-то еще в этой истории? Показывает ли она только любовь и благодарность или в ней таится что-то более мрачное? Можно ли сделать вывод о тайной обиде на мать, которую Кант все еще испытывал, даже когда ему было за семьдесят? Обвинял ли Кант и подругу, и мать за то, что она покинула его, а следовательно, предала? Хартмут и Гернот Бёме утверждают, что мальчик на самом деле был убежден, что смерть Анны Регины есть не что иное, как наказание за то, что она была «плохой» матерью, и что это мучило его всю жизнь[97]. Они также видят здесь истоки последующего взгляда Канта на мораль как на свободу от привязанности и желания: Кант винил мать за то, что она умерла, чувствовал себя из-за этого виноватым, и потому ему было трудно горевать. Он «подавлял» горе и в то же время вину, и потому не научился ценить важность нашей нерациональной стороны[98]. Это возможно, но маловероятно. Какое бы глубинное психоаналитическое прочтение не позволяла поверхностная канва этой истории, следует помнить, что это все-таки прочтение текста Васянского, а не Канта. В конце концов, это не слова самого Канта. Даже будь правдой то, что растерянность, мучившая Канта из-за безвременной кончины матери, продолжала влиять на него в старости (или, возможно, снова одолела его в старости), из этого нельзя было бы вывести какие-либо важные заключения о жизни Канта в целом. Смерть матери непроста для тринадцатилетнего, но она не объясняет его дальнейшего философского развития.

      Анну Регину похоронили «тихо» и «бедно». Это означало, что процессии не было и что за похороны заплатили цену, которую могли себе позволить небогатые люди[99]. Из соображений уплаты налогов семью Канта в 1740 году во всеуслышание объявили «бедной», и если раньше Иоганн Георг платил 38 талеров налогов, то теперь – всего 9 грошей[100]. Учитывая это ухудшение положения, неудивительно, что семья получала помощь родственников и друзей. Так, им привозили дрова от благотворителей, а за обучение Эмануила заплатил дядя (брат матери, сапожник), живший лучше, чем отец[101]. К тому времени, как Кант стал известным философом, некоторые утверждали, что семья Канта была нищей, но так, кажется, дело никогда не обстояло.

Скачать книгу


<p>96</p>

Васянский, “Иммануил Кант в последние годы жизни”, Кантовский сборник № 3 (41), 2012, с. 93 (перевод изменен. – Прим. ред.').

<p>97</p>

Эти вопросы могут показаться странными, но их поднимают Бёме в: Böhme and Böhme, Das Andere der Vernunft, p. 483–484.

<p>98</p>

В Böhme and Böhme, Das Andere der Vernunft, p.484, утверждается, что Кант был зациклен на своей матери всю жизнь. Часть их «аргументации» основана на ложной информации. Бёме пишут, что Кант был первым выжившим ребенком своих родителей, что неверно. У Канта была старшая сестра. Они также говорят, что отец Канта «не оказал на сына никакого влияния», что его «во многом игнорировали (ausgeblendet)». Однако отца Канта игнорируют биографы Канта, что не значит, что его игнорировал сам Кант.

Не следует придавать слишком большое значение словам первых биографов. По некоторым причинам первые биографы уделяли матери особое внимание, но, как мы увидим далее, эти причины разительно отличались от тех, которые предполагают Бёме. Кроме того, Ринк отмечает: «Он [Кант] с благодарностью носил в своем сердце образ отца даже в последние годы жизни. Но, насколько это только возможно, он вспоминал о матери с большей нежностью» (Rink, Ansichten, p. 13). Ринк постоянно говорит о «родителях», а не только о матери.

<p>99</p>

Форлендер делает из этого факта определенные выводы о доходах отца Канта: Vorländer, Immanuel Kant, I, p. 19. Сомневаюсь, что это возможно. Учитывая их религиозные убеждения, им было чуждо любого рода хвастовство. Вполне вероятно, что они считали уместными именно простые похороны матери и отца. Более того, как показывает декрет 1748 года, практика «молчаливого» захоронения родственников стала довольно распространенной в сороковые годы. Было сочтено необходимым ужесточить правила относительно того, кого можно было хоронить таким образом. См.: Ludwig Ernst Borowski, Neue Preußische Kirchenregistratur… (Königsberg, 1789), p.18f, 269–270. Действительно, многие из беднейших жителей Кёнигсберга, которые не могли себе позволить расходы, незаконно хоронили своих родственников за городом. В то же время торговцы настаивали на самых роскошных похоронах (зарезервированных для знати), хотя правилами им запрещалось, например, ездить на похороны в экипаже. См.: Gause, Königsberg, II, p. 59. Как пиетист, отец Канта вполне мог счесть, что «тишина» более уместна, чем помпезность, даже если он мог себе ее позволить. Соответственно, нужно быть осторожным и не делать конкретных выводов о финансовом положении семьи на основе того, как они хоронили умерших. См. также: Paul Graff, Geschichte der Auflösung der alten gottesdienstlichen Formen in der evangelischen Kirche Deutschlands, II, Die Zeit der Aufklärung und des Rationalismus (Göttingen: Vandenhoek & Rupprecht, 1939), p. 278.

<p>100</p>

Неясно, какова была ставка налога, но 38 талеров были значительной суммой. Арендная плата за небольшую квартиру составляла 40 талеров в год, а студент должен был жить на 200 талеров в год.

<p>101</p>

Это тот самый дядя, который взял к себе младшего брата Канта после смерти матери. Неудивительно, что младший брат чувствовал себя ближе к этой семье, чем Эмануил.