Скачать книгу

                              Скоро сказка сказывается…                                             Последняя стрела

      Фантастика, повесть

      Сказание про Охотника и дочь его Лукаву

      Лёнушка…

      Глаза твои – цвета неба весеннего, обронившего росы во льны цветущие. Глаза твои – цвета льняных цветов, глядящих в небо. Зори и звёзды, и лучи светила полдневного впивают они, источают они отраженьями…

      Лёнушка…

      Волосы твои – цвета злата и серебра, воедино слившихся. Цвета солнечных бликов на озере затуманенном, серебром светящим. Волосы твои – цвета льна тереблёного, ещё только задуманного стать пряжей, стать нитью, полотном, пелёнами, ручниками, сарафанами…

      Так ты была задумана, Лёнушка, – лённоглазая, льноволосая, – стать невестой мне, стать женой моей, стать матерью сынам и дочерям нашим…

      Разгадалось загаданное… Не сбылось, не сталось… Истекло, словно волосы твои тонкие, серебрящимся с золотинками ручьём сквозь пальцы ладоней моих. Отискрилось, угасло, как глаза твои, вдруг небывным туманом подёрнувшиеся, мимо глаз моих, в смертность дальнюю оглянувшиеся…

      Лёнушка…

      Как держал я тебя, вмиг сникшую, тяжестью неживой на руки мои опавшую…

      Соскользнула с ладоней, а в пальцах моих – только стрелочка. Не кленовая, не калёная, а как вырезана изо льда мутного – туманно-жёлтая, леденящая… Вся дрожит, а не гнётся, проклятая. Сжал в ладонях – ан нет, и не сломится…

      Лёнушка!!!

      – –

      – Не кричи, не рыдай! Говорила тебе я – не судьба вам быть. Говорила: не заглядывайся, не любись с чужой. Кто была она, Льнява пришлая?! Где во льнах нашли – и там не своя, не признана: ни одна из тамошних баб о пору ту на сносях не ходила. И неведомо, кто матерь Льняхи той, откуда забрела, куда ушла, дитя неспелёнатого во льнах покинувши… Так судьба ль ей была среди люди жить? Не рыдай, говорю!

      – Уж не ты ли, матушка, чаганка ведовая, сотворила с нелюбой, нежеланной тебе?! Говорила, – да! Откель ведала?!

      – Ведать ведала, да не делала. Ты, сын, опомнись, на мать такое говорить. На стрелу посмотри… не людских она рук сотворение… И ни кровинки на ней, и на теле у Льняшки ни следочка от стрелы той не видать… Ох, не добро, не ладно…

      Я хотел отбросить стрелу поганую, так странно и так страшно отнявшую у меня любушку мою. Но окрикнула мать сторожко:

      – Погоди, не бросай! Вдруг случится от неё беда ещё. Пойдём-ка, завернём эту погань в тряпицу, в отваре чаговом вымоченную.

      Я, растерянно потоптавшись около тела Лёнушки моей, пошёл вослед за матерью, стрелу осторонь держа, как гадюку непридушенную, у которой яд с зуба надобно собрать для мази растирочной.

      – У тебя, матушка, – говорил, идучи, – от семи бед – один ответ: отвар чаги. И от застуды, и от сглазу…

      – Помолчи, умничек, – отворчалась мать, в повети вымачивая тряпицу чёрную в крепком отваре. – Что природное – от всего поможет. Как болезнь убьёт, так и силу злую у стрелы этой ослепит, заглушит… – завернула стрелу осторожно, крепко-накрепко ниткой, чёрной же, суровой обмотала, вернула. – На, держи, да в хату не входи, соберу тебе сейчас подорожников… – скрылась в избе.

      Я же, в странном оцепенении, застыл у крыльца родимого, сжимая в руке чёрный пахучий свёрток, тёмными каплями отвара каплющий на ступени. И не знал, и не ведал, что в последний раз вижу и матерь свою, и избу свою, и всё, что дорого и мило сердцу и взору моему. Что занесёт меня судьба-долюшка не в иные края, а незнамо куда…

      И смотрел я на всё, ещё не ведая, но как прощаясь…

* * *

      – …А пришёл он, говорят, с какой-то звезды дальней…

      – Вот уж брешут, так брешут! – засмеялся, щеря зубы мелкие да острые, маленький хлипенький мужичок бортник по прозванию важному – Михайло Потапович. Потому как мёдом с бортей своих потаённых запасался всей деревне как бы не на год-полтора. И в погребцах у него, что твои кротовьи норы, узких да извилистых, ещё сколько припасено было: «Зима на зиму не приходится, – щурился добро-лукавенько Михайло Потапович, – а в деревне у нас, зато, и в неурожайный год не голодно. От, соседи – и ближние, и дальние прибегают за медком. И, кто репку привезёт, кто ржицы, а кто хоч и ягоды лесной – всё прок…»

      Вот сейчас-то, слушая быль-сказание, что поведывал мне по указу Веча Вещего сам Хранитель Сказаний Ведовых, без гуслей, – но привычные пальцы теребили-щипали полотенце до белизны снежной выбеленное, колени его прикрывающее, сказочными узорами расшитое, да с прошвами бахромчатыми цветистыми (то, знать, расстарались-подластились какие-то мастерицы за сказки-прибаутки его, что долгими зимними вечерами, задерживаясь в деревне и на седмицу, а когда и от луны до луны, баял-пел гусляр, теша души поселян) – о том сказывал он, как и откуда взялись эти стрелки проклятые, кто выстреливает их… из тех стрелок, одну из коих, увязанную и ослеплённую матушкиным отваром чаговым, принёс я на показ на Поляну Веча Вещего. Собирались

Скачать книгу