Параллельно - Илья Сергиевский

Скачать книгу

ь пригубить» и «в процессе прочтения просто налупиться в слюни». Но мы эту грань не перейдём. Ибо чётко есть понимание, где кончается удовольствие и начинается срам.

      А зачем планы такие, если вино важнее их? Вот задайте этот вопрос себе. И жизнь ваша станет проще. Любое действие без плана верное. Это вообще ДЗЕН.

      Ну что ж, как вы уже поняли, речь пойдёт о жизни в Питере. Этот город излечивает от выгорания. Пожив в нём, однозначно скажете городу спасибо. Спасибо, Питер, за ответы. Ну, если не забудете вопросы, конечно.

      Я живу в центре Питера.

      Нет, не на Невском. Как можно жить на Невском?

      Брррр. Я живу на одной улице, которая с Невского начинается и заканчивается на другой через километр. Улица эта в липах и немножко так сабелькой загибается к Невскому проспекту. Самым кончиком. Так кокетливо мизинчик оттопыривают, когда чай-кофе пьют манерные люди.

      Фаллический изгибец такой. Изгибон. Для задоринки.

      Эта улица кокетливая. Факт. Раньше она называлась Надеждинская.

      От Надежды. Не Наденьки. Сестры Веры и Любви. А надежды. Последней. Тут когда-то была больница, куда свозили людей с чахоткой со всего Питера. И ничего у них не оставалась, кроме неё, родимой. Надежды.

      А до этого… Если штопором вскрыть время и как пробку вытянуть прошлое. Она называлась Средним проспектом. Ого! А ещё один виток. Средняя полковая. Ух, ты. А ну глубже – Шестилавочная.

      ШЕСТЬ лавок стояло. ОГО. Вот интересно же где? И чем торговали? И всё? Нет. Средняя першпектива ещё. Ух. Всё, кажется. Дальше просто дорога в лесу.

      Когда на улице этой многоликой что-то делают с асфальтом, иногда можно увидеть старую мостовую. Она тут же. Где и была и никуда не делась. КТО БЫ МОГ ПДУМАТЬ, ЧТО ЕЩЁ СТО ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЕХАТЬ, НУЖНО БЫЛО ЗЕРНО И СЕНО. А ВОТ СЕЙЧАС ЖИДКОСТЬ.

      Невский я не вижу. Если с балкона вправо смотрю. Мизинчик мешает. Ну, так и потеря невелика.

      Вторая же улица слева сразу начинается. Почти под балконом. И прямая, как меч, летит с Литейного проспекта до Суворовского. Сомнений нет, Литейный – это гарда меча, а всё остальное клинок. Летит клинок в длинном выпаде мимо Таврического сада. И, неожиданно согнувшись, возле Суворовского музея всё же протыкает Суворовский же проспект насквозь и вязнет в каких-то уличных кривых кишках, чуть не достав до Невы. Всё же это не меч, а сабля. Хотя, возможно, и меч, но может, и сабля.

      Туше!

      Улица эта по лютеранской кирхе называется. Кирочная. Она тут, рядом. Тоже за углом. Древняя. Можно сказать, с самого начала и видела всё. Загадочная и таинственная, словно пустая коробка.

      На моих улицах страсть как много замечательных людей жило. Есть подозрение, что этот процесс, кстати, и не останавливается.

      Вот, кстати, прямо на доме моём висит доска мраморная дядьке, который что-то изобретал с воздушными шарами. Как Жюль Верн и братья Монгольфьер. Первый, конечно, ничего не изобрёл, но написал про шары столько, что теперь если шар воздушный, то и Жюль Верн тут же.

      На перекрёстке через пятьдесят метров жил Маяковский.

      Маяковский! Володя. Глашатай революции! Прошу заметить. Тут он ЖИЛ. А умер насмерть в другом каком-то месте. Глашатай? Вот тоже слово. То ли Глаша, а то и Шалтай-Балтай.

      Гикнуться можно просто. Это ж надо такое вообразить!

      «Облако в штанах»! Но это всё же лучше, чем дым в голове. Или туман в заднице.

      А за углом ещё хуже. Там Преображенский собор. И у него с одной стороны Корней Чуковский жил. Тот самый, который в умывальнике видел Мойдодыра. В стране Лимпопо доктора Айболита. Муху Цокотуху и ещё много всякой здешний дичи. Ещё он писал про тараканов, и я понимаю почему. Корнея уже давно нет, а вот тараканы имеются. Вполне возможно, кстати, что те самые.

      У меня написать так никогда не выйдет. Богом клянусь. Гений, одним словом. Таракан, таракан, тараканище.

      Сука, столько денег уже перевёл на тараканов этих. Борьба идёт до сих пор с переменным успехом. Но нечестная, если положить руку на сердце. Я-то и выше, и сильнее, и запрещённое оружие применяю. И всё же проигрываю.

      В чём сила, брат? Я думаю, в похеризме. Тараканам похер. Они и сильней.

      А с другой стороны чётко по диагонали от Корнея Бродский. Иосиф. Самый известный ленинградский тунеядец и поэт.

      Говорят, что он невероятный. Судя по всему, до понимания его невероятности я ещё не дорос. Есть куда двигаться. Впрочем, он тут с рождения. И у него фора. Два слона, ферзь и джокер.

      Я каждый раз, проходя мимо, смотрю на его балкон с недоумением. Бродский мне не нравится.

      Вот ведь хотел забыть про него, но сказал.

      Кстати, даже сам наш президент зачем-то родился тоже здесь. Рядом с Леонидом Утёсовым. Но быстро уехал.

      И стал президентом России. Три раза!!! Или четыре раза?

      Доски пока нет.

      А дальше по улице вообще, прости господи, сам Хармс.

      Хармс!!!

      Это первый поэт, который

Скачать книгу