Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - Коллектив авторов Библиотека журнала «Неприкосновенный Запас»

Скачать книгу

в 1989 году) в академической литературе сформировалось устойчивое семантическое ядро из нескольких однокоренных и часто взаимозаменяемых словосочетаний: public sphere, public space, public realm, publicity, publicness, public opinion, а также связанных с ними понятий: republican, republic, critique, communication, communicative, deliberative, participatory, argumentative.

      Главный тезис делиберативного поворота в политической философии ХХ века заключается в том, что в основе справедливого политического режима лежит участие граждан в свободном обсуждении конкретных решений и порядка в целом[16]. Арендт и Хабермас развивали классическую политическую философию, прежде всего античную республиканскую традицию и идеи Просвещения, и одновременно осмысляли новую реальность массовых политических коммуникаций первой половины ХХ века в Западной Европе и США. Контраст между нормами ушедшего «золотого века» (для Арендт это были Афины IV века до н. э., для Хабермаса – Великобритания, Франция, Германия в XVIII–XIX веках), предполагавшими равноправную речь и полемику, и новой практикой массовых политических режимов 1930–1960‐х годов, включая растущую роль пропаганды в тоталитарных и авторитарных режимах и коммерческой рекламы в культуре демократических стран, задал исходно критическую и отчасти пессимистическую перспективу описания исторического упадка публичной сферы в современных им обществах. Однако последующее развитие западных демократий, эволюция мысли и рецепция идей Арендт и Хабермаса скорее указывают на практический потенциал этой гуманистической идеологии. Обе версии философии общественного пространства, опиравшиеся на исторические образцы, располагали диалектическими ресурсами для того, чтобы частично опровергнуть пессимистическое суждение об упадке публичной сферы в XX веке и по-своему возобновить незавершенный проект и процесс Просвещения[17].

      В рамках теорий публичной сферы речь идет об оригинальном осмыслении самоуправления и автономии как высшего политического принципа[18]. Согласно Дж. Талли, самоуправление интерпретируется как равноправное и рациональное обсуждение решений сообществом, в котором может принять участие каждый, кого они касаются. В процессе дебатирования аргументы имеют вес, независимый от статуса и места собеседника в иерархии[19]. Власть нового типа возникает и воссоздается в ходе рациональной и критической дискуссии, а не опирается на авторитет, харизму, сделку или угрозу насилия. В идеале каждый гражданин подчиняется только такому решению, в свободном обсуждении которого он принял участие совместно с другими членами социума. Для этого любому, кого затрагивает решение, должен быть обеспечен открытый доступ к участию в дискуссии. Коллективный суверенитет выражается не в сумме воль, не в фигуре вождя, не в манифестации предустановленного единодушия и даже не в выборе представителей, но через обсуждение и полемику, в которой формируется совместный проект.

      Арендт в большей степени подчеркивает различия между позициями участников спора и важность ценностного

Скачать книгу

<p>16</p>

См.: Deliberative Democracy, Essays on Reason and Politics / ed. by J. Bohman, W. Rehg. Cambridge, MA: MIT Press, 1997; Deliberation and Democracy: Innovative Processes and Institutions / ed. by S. A. Coleman, A. Przbylska, Y. Sintomer. New York: Peter Lang, 2015.

<p>17</p>

См. в особенности: Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity. Twelve Lectures. Cambridge, MA: MIT Press, 1987; Habermas J. Modernity: The Unfinished Project // Habermas and the Unfinished Project of Modernity / ed. by M. Passerin d’ Entreves, Sh. Benhabib. Cambridge, MA: MIT Press, 1997. P. 38–58.

<p>18</p>

Это один из центральных моментов в интерпретации философии Хабермаса Джеймсом Талли. Талли использует понятия self-determination, self-organization и self-constitution. См.: Tully J. On the Global Multiplicity of Public Spheres: The Democratic Transformation of the Public Sphere? // Beyond Habermas: Democracy, Knowledge and the Public Sphere / ed. by C. J. Emden, D. Midgley. New York: Berghahn Books, 2012. P. 169–204.

<p>19</p>

В этом контексте необходимо упомянуть влиятельную теорию демократии А. де Токвиля, сформулированную в 1830‐е годы. Подобно Канту с его моделью république des lettres, Токвиль описывал и интерпретировал республику Соединенных Штатов Америки как государство, основанное на делиберативных практиках: «Под республиканской формой правления в Соединенных Штатах понимается размеренное и спокойное развитие общества. Это общественное устройство представляет собой хорошо отрегулированный механизм, поистине созданный по воле просвещенного народа. Эта форма правления стремится к примирению противоречий, принимаемые ею решения долго обдумываются, неторопливо обсуждаются и мудро выполняются» (Токвиль А., де. Демократия в Америке / пер. с фр. Е. Орловой. М.: Весь Мир, 2000. Кн. 1. Ч. 2. С. 285). Отличие концепции Токвиля от идей Канта состоит в том, что Токвиль не мыслил гражданина как индивида, одновременно живущего в двух совершенно разных пространствах, требующих принципиально иного общественного поведения. Американский гражданин не должен в частной сфере слепо подчиняться приказам, а в публичной свободно пользоваться разумом. Согласно Токвилю, практика публичного обсуждения политических вопросов и есть то поле, в котором реализуют себя разум и нравы народа.