Скачать книгу

бирюльки, погремушки, драгоценности. «Как я люблю имена и знамена, волосы и голоса». В паре со знаменами, имя – декорум, в троице с волосами и голосами – это про что-то иное, прямо противоположное.

      Так и имя Германтов сияет на княгине, носящей его, слишком обильным ожерельем. Это имя вносит в залы парижских салонов запах полей и лесов, запах французской земли. А под этим именем, как под сводом, в котором заключены и все стихии, и замки, и вода, и дух, носящийся над водой, «под» этим именем-небо-сводом, сидит, как под зонтиком, скучная женщина с мелкими прыщиками на подбородке и с презрительным взглядом, нарочно уставленным в стул, чтобы случайно не встретиться с кем-то живым, кто этой встречи не достоин. Какая прекрасная штука, какая звонкая шутка – имя. Как и с Ницше, с Прустом весело!

      Имена у Ницше – это прощание (временное) с культурой, в которой не только собственные имена, но и все прочие имена вещей (нарицательные и порицательные) заключали в себе смысл (прорицательные), были похожи на эти вещи. Язык в этой традиции – придуман Божеством или его секретарями. Эй, Заратустра, не трогай язык, положи игрушку на место. Куда там, крутит ее, вертит. «Твой великий избавитель, о, душа моя, не имеющий имени, которому лишь будущие песни найдут впервые имя!»

      Ах вот ты как!? Ах вот оно что!? Не сначала имя, а только потом. Хорошо же. Ладно. «Ибо я люблю тебя, вечность!» Дальше больше, и вот кульминация: «Называй меня, впрочем, как хочешь – я тот, кем я должен быть. Сам же себя называю я Заратустрой». Ни имени, ни отчества, ни фамилии. Плакала анкета. Отца-и-матери-непомнящий, в-звенящий-каскад-прыгающий, в-цветной-бубен-имен-бьющий принимает от других любое имя. А сам-то?..

      По-французски, по-немецки, по-итальянски, на иврите: я «сам себя зову», je m’appelle, не странно ли? Такое вот лингвистическое ницшеанство. А по-английски «мое имя такое-то». По-русски же «меня зовут» (другие). А как ты сам себя зовешь? А никак, на что мне самому себя звать. А ему зачем-то понадобилось: «Сам же себя называю я Заратустрой». Что значит древнеперсидское (авестанское и даже диалектно-авестанское) слово «заратустра»? Да попросту «ведущий верблюда», что-то вроде верблюжьего пастуха…

      6. В «Египетской марке» Мандельштама – сокровищнице образов и чувств, имеющих непосредственное отношение к нашей теме, – некий человек по имени Шапиро живет на Песках. «Я любил Шапиро за то, что ему был нужен мой отец. Пески, где он жил, были Сахарой… Я боялся, что на Песках поднимется смерч… Ночью, засыпая в кровати с ослабнувшей сеткой, при свете голубой финолинки, я не знал, что делать с Шапиро: подарить ли ему верблюда или коробку фиников, чтобы он не погиб на Песках…» Шапиро тоже вроде верблюжьего пастуха.

      А тень Заратустры говорит Заратустре: «Вместе с тобой разучилась я вере в слова, в ценности и в великие имена. Когда бес меняет кожу, не отпадает ли тогда же и имя его? Ибо имя есть только кожа».

      Вот это по-нашему!

      7. «Что в имени тебе моем?»

      А и верно, что? Бес и тот краше. Ни кожи, ни рожи. Ни имени толком. Пушкин! При чем тут «пушка»…

      8. А только без веры в имена неуютно жить на свете. Как

Скачать книгу