LITMIR.BIZ

Миф о космосе неразрывно связан как с политическими факторами, так и динамикой научного знания. В таком понимании миф не является продуктом доцивилизационной формы мышления, но формой познания мира, в котором преднаучные идеи гибридизируются с научным и повседневным представлениями. Миф о космосе на протяжении минувшего столетия претерпевал значительные изменения, происходившие вместе с трансформациями общественно-политической, экономической ситуации и научного знания. Представления о космосе в конце XIX – начале XX века были крайне мифологизированы. В результате внеземное пространство представлялось пространством утопии, которая до середины ХХ века была основным источником популярных образов космоса. Технологический прорыв, развитие космической программы придало этим образам более рациональный характер.

Подробнее

В постсоветском искусствознании термин «вульгарная социология» регулярно используется в отношении любой советской социологии искусства. Вульгарной, т. е. редуцирующей объект анализа в идеологических целях, называется всякая попытка связать поле искусства с общественными отношениями. В результате советские а их внутренние различия игнорируются. Эта статья направлена на то, чтобы, во-первых, прояснить игнорируемую разнородность течений в советской социологии искусства 1920-х. Во-вторых, продемонстрировать, что, внеся историко-теоретическое различие в слитное поле, где оказались смешаны противоборствующие стороны и неравноценные институциональные позиции, мы можем иначе помыслить дискурсивный перелом между 1920-ми и 1930-ми, который является одной из самых проблемных точек истории советской науки об искусстве.

Подробнее

Критическая социология возникает как жест размежевания c традиционной теорией. В ее основании лежит отказ от классической аксиоматики, прежде всего от представления о социальном порядке как о данном, а также признание активной роли социолога по отношению к предмету исследования. Убеждение в непреложности существующего порядка определяло роль и функции классической теории. В этой модели социальная наука – часть сложившейся системы разделения труда; у социолога есть свое место в этой системе, и он не задается вопросом о собственной позиции. Так описывает эту ситуацию Хоркхаймер: «Традиционная теория могла принимать как данность множество вещей: свою позитивную роль в функционировании общества, общепризнанно странное и косвенное отношение к удовлетворению общих нужд, участие в процессе самообновления. Наука не задавалась вопросом обо всех этих неочевидных вещах, <…> но они были проблематизированы в критической мысли» [Horkheimer, 1972, p. 217]. В традиционной модели человек должен был принимать существующие условия как данные и стремиться следовать принятым требованиям. Критическая социология поставила под сомнение непреложность этих правил, предложив проект описания человека в ситуации социального конфликта. В результате через призму конфликта стала осмысляться позиция самого социального теоретика.

Подробнее

Работа К. Мангейма «Идеология и утопия» написана в соответствии с методологией, изложенной в книге: у исследователя должна быть собственная позиция в изучаемой жизненной ситуации. Мангейм – не отстраненный исследователь. Он выстраивает онтологию тполитики, которая должна заменить идеологию и утопию. Первые строки книги заставляют вспомнить 11-й тезис К. Маркса о Фейербахе: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». К. Мангейм выдвигает альтернативный тезис: от исследования философами своего собственного философского мышления нужно переходить к исследованию мышления совершенно другого типа – к мышлению, с помощью которого «мы принимаем самые важные для нас решения, пытаемся понимать и направлять нашу социальную и политическую судьбу». Маркс противопоставляет мышление (объяснение мира) и действие (изменение мира). Мангейм утверждает обратное: именно мышление изменяет мир, но не философское, а политическое. Изменение мира начинается с объяснения мира. «Нужно исследовать мышление не в том виде, как оно представлено в учебниках логики, а как оно действительно функционирует в качестве орудия коллективного действия в общественной жизни и в политике». Политику Мангейм трактует расширительно, выстраивая оппозицию управление / политика. Управление – это область, где мы можем парадигматически постигнуть повседневную государственную жизнь. Где «решение по каждому данному случаю принимается в соответствии с заранее установленными предписаниями, речь идет не о политике, а о той области общественной жизни, где явления выступают в своем застывшем, сформированном виде… Политическая же деятельность, напротив, занимается государством и обществом постольку, поскольку они еще находятся в процессе становления». Таким образом, политическими являются все ситуации принятия решений в общественной и государственной сфере, для которых нет готовых предписаний, шаблонов, прототипов. В этой же трактовке термин «политика» и его производные используется в данной статье.

Подробнее

«Фактически трое исследователей будут вынуждены вести наиболее долгие и сложные переговоры именно с гребешками. Как в сказке, существует множество враждебных сил, пытающихся помешать реализации проекта исследователей и увести личинки с правильного пути, прежде чем они будут захвачены», – пишет в 1986 г. М. Каллон о взаимодействии морских гребешков и рыбаков в заливе Сен-Бриё [Callon, 1986]1. Интуиция, на которой основывается автор статьи, заключается в том, чтобы представить морских гребешков (а также многих других «не человеческих» персонажей) в качестве действующих субъектов. Эта интуиция, столь ярко выраженная Каллоном, лежит в основе многих современных теоретических направлений, известных в основном под ярлыком STS (исследования науки и технологий), и является краеугольным камнем ANT (акторно-сетевой теории). С подачи Каллона она получила название принципа обобщенной симметрии. Суть этого принципа можно изложить в одной фразе: уравнивание людей и не-человеческих агентов в производстве действия. Концептуализация материальных объектов как акторов, предпринимаемая рядом социологов в 1980–90-е, бросает вызов классической теории социального действия. Теперь социальными субъектами становятся двери и велосипеды, а работа на ноутбуке рассматривается как социальное взаимодействие.

Подробнее

Социологическое мышление многим обязано утопическому воображению. Этот тезис – весьма спорный и нуждающийся в защите – повторяется так давно и часто [Liebersohn, 1988; Levitas, 1979; Plath, 1971] что, кажется, сам становится частью социологического мышления. Социология привычно легитимирует себя через указание на собственные истоки, и утопическая литература Нового времени (равно как и антиутопическая литература ХХ века) – не последний из достойных ресурсов легитимации. Проблема лишь в том, что, становясь ресурсом самообоснования социологической дисциплины, утопия утрачивает то, что составляет ее отличительную когнитивную особенность как стиля воображения и представления мира; по сути, перестает быть утопией.

Подробнее

Главную идею рецензируемой книги можно определить следующим образом: Россия создается процессами самоколонизации и самопожертвования, формирующими российскую идентичность с особой двойственной субъектностью суверена и подданного, жертвы и захватчика, колонии и метрополии. Иными словами, важнейшая проблема, с которой работает А. Эткинд, – это природа России как империи, которая одновременно является и метрополией, и колонией. В центре книги становление гигантского, но слабо освоенного пространства страны. Его собирание связано с колониальным пушным промыслом и отношениями с аборигенами, что потребовало создания особой властной и экономической структуры (явление, во многом аналогичное нефтяному проклятию современной России). В книге описываются многообразные секты, течения и формы духовных поисков в империи как один из источников будущей революции; иностранные колонисты как модель и источник российской имперской машины; «бремя бритого человека» как аналог расового конструирования господствующего слоя и фейерверки как средство представления имперской власти, а также русская классическая литература как механизм конструирования колониального субъекта и канализации жертвенного насилия.

Подробнее

Одним из самых масштабных российских исследовательских проектов в области изучения городов является междисциплинарный сборник «Археология периферии» [Левинсон, 2013; Ревзин, Тарновецкая, Чубукова, 2013а; Богоров, Новиков, Серова, 2013], выпущенный к ежегодному Московскому урбанистическому форуму. Базовую позицию авторов можно сформулировать следующим образом: Москва – город, который развивался за счет экстенсивной однотипной застройки вне Садового кольца. Поэтому то, что сейчас называется Москвой, скорее, следует обозначить как периферию Москвы, фиксируя факт невнимания чиновников и горожан к этой территории. Исходя из данной интуиции, участники «Археологии» анализировали эти «градосоставляющие» (но ни в коем случае не «градообразующие») пространства и их потенциал развития.

Подробнее

Нильс Кристи, криминалист и социолог преступности из Университета Осло, хорошо известен в России специалистам, занимающимся проблемами преступлений, правосудия и тюрем. Большинство его главных работ переведены на русский язык. Теперь издано относительно раннее (1975 г.) сочинение Кристи, в котором он предлагает более широкий взгляд на общество, его устройство и происходящие с ним изменения. Работа выглядит как манифест, обращение ко всем норвежцам, обеспокоенным проблемой преступности, но может быть прочитана и как текст скорее академический, продолжение классических дискуссий о природе современного общества. Чисто теоретическое прочтение мне кажется не менее важным. Идея, что «преступность напрямую связана с общественными условиями. Именно их и надо менять», сама по себе давно стала общим местом, кого‑то вдохновляющим, кого‑то нет. Проблема, как и 100–200 лет назад, с объясняющей частью: каков характер этой связи и где те ключевые звенья, на которые можно повлиять.

Подробнее

В статье рассматривается проблема смысловой пустоты пространства Москвы. Авторы проблематизируют базовое противопоставление центр – периферия. Через анализ указанной оппозиции проводится реконструкция пространственно-сетевой организации смыслов, которые горожане вкладывают в рассказ о любимых местах столицы. Методологически город рассматривается в перспективе, предложенной Джоном Ло: в качестве поточного объекта, который конституируется устойчивым смысловым ядром и подвижными элементами. Выбранный метод требует от исследователей искать стабильные проявления города в евклидовом и неевклидовом пространствах. Для этого авторы выявляют изменчивые связи между городским субъектом и местами, к которым он привязан. На базе этих связей аналитически выделяются линейные и двумерные структуры – пути и районы. В заключении делается вывод о смысловой морфологии Москвы.

Подробнее