Аннотация

«Это было в дни, когда вернувшийся из заграничного бегства Алексей на Верховном Суде в аудиенц-зале кричал в лицо царю: „Велик ты, Пётр, да тяжёленек, злодей, убийца и антихрист! Проклянёт бог Россию за тебя!“ – в дни, когда древняя, в горлатной шапке, в охабне, разбойничья, раскольничья, бородатая Русь лицом к лицу стала перед царём, проклиная его проклятием сына. В эти дни в Питербурх со всех сторон государства везли в кибитках, гнали по трактам увязанных в колодки по двое, по трое – десятками, сотнями, тысячами свидетелей, участников, их родственников, их свойственников, их друзей и врагов, виновников „слова и дела“ государева…»

Аннотация

«– У меня, мил-моя, такая пролетарская происхождения – даже самой удивительно – какая я чистокровная пролетарка. Уж такая пролетарка, такая пролетарка, – ни одной подозрительной кровиночки во всём нашем роду не сыщешь. Что по матери, что по отцу. Все сызмальства крестьянством на подбор занимались, а тесть даже и скончался в пастухах. Скажет ему, бывало, Захар Кузьмич – был у нас на селе лет тридцать назад лавочник, кулак страшенный: „Торговал бы ты хоть дёгтем что ли, – скажет, – что за жизнь: коровам хвосты крутить“. А тесть мой в ответ: „Дык ведь как сказать, Захар Кузьмич, как они коровки-то обернутся, ты её дёрнешь за хвост, она и обернётся“. А оно вон и вышло – как обернулись!..»

Аннотация

«Это было в дни, когда вернувшийся из заграничного бегства Алексей на Верховном Суде в аудиенц-зале кричал в лицо царю: „Велик ты, Пётр, да тяжёленек, злодей, убийца и антихрист! Проклянёт бог Россию за тебя!“ – в дни, когда древняя, в горлатной шапке, в охабне, разбойничья, раскольничья, бородатая Русь лицом к лицу стала перед царём, проклиная его проклятием сына. В эти дни в Питербурх со всех сторон государства везли в кибитках, гнали по трактам увязанных в колодки по двое, по трое – десятками, сотнями, тысячами свидетелей, участников, их родственников, их свойственников, их друзей и врагов, виновников „слова и дела“ государева…»

Аннотация

«– У меня, мил-моя, такая пролетарская происхождения – даже самой удивительно – какая я чистокровная пролетарка. Уж такая пролетарка, такая пролетарка, – ни одной подозрительной кровиночки во всём нашем роду не сыщешь. Что по матери, что по отцу. Все сызмальства крестьянством на подбор занимались, а тесть даже и скончался в пастухах. Скажет ему, бывало, Захар Кузьмич – был у нас на селе лет тридцать назад лавочник, кулак страшенный: „Торговал бы ты хоть дёгтем что ли, – скажет, – что за жизнь: коровам хвосты крутить“. А тесть мой в ответ: „Дык ведь как сказать, Захар Кузьмич, как они коровки-то обернутся, ты её дёрнешь за хвост, она и обернётся“. А оно вон и вышло – как обернулись!..»

Аннотация

Поиски библиотеки Ивана Грозного можно сравнить с поисками философского камня. Они длятся уже несколько столетий, и продолжаются по сей день. В своём романе Глеб Алексеев описывает одну из экспедиций, предпринятых для поисков этой библиотеки в подземных тайниках Москвы. Согласно легенде, византийская принцесса Софья Палеолог, выходя замуж за московского князя Ивана III, в качестве приданного получила библиотеку, которую много веков собирали императоры Восточной Римской империи. Софья привезла книги в Москву и для того, чтобы сохранить их в деревянном городе от пожара, велела построить под Кремлём каменное хранилище. Как попасть в заветный тайник знали только великие князья и особо приближенные слуги. Но во время гражданской войны, голода и смутного времени все, посвященные в тайну библиотеки, погибли… Эта книга сделана специально для тех, кто редко ездит в метро и спускается под землю не глубже подземного гаража. После того как в столице одна за другой начинают проваливаться улицы, поневоле начинаешь задумываться, что город под тобой дырявый, как сыр. Его подземелья кто только не пытался исследовать – от писателя Гиляровского до основателя «Диггерспаса» Вадима Михайлова. По преданию, под столицей есть своё Эльдорадо – подземная библиотека Ивана Грозного. Сведения о её точном местонахождении были утеряны еще в период Смутного времени, и разнообразные кладоискатели уже обошли в поисках древних фолиантов всё московское «дно». Голос Александра Бордукова расскажет о местонахождении подземных тайников. Главное – не угодить при прослушивании книги в один из них… ©&℗ ИП Воробьев В.А. ©&℗ ИД СОЮЗ

Аннотация

«Имя Глеба Васильевича Алексеева мало известно в широких читательских кругах. А между тем это был один из популярных писателей 20-30-х годов уходящего века. Произведения его публиковались в лучших советских журналах и альманахах: «Красной нови», «Недрах», «Новом мире», «Московских мастерах», «Октябре», «Прожекторе», издавались на немецком, английском, японском и шведском языках…»

Аннотация

«Это было в дни, когда вернувшийся из заграничного бегства Алексей на Верховном Суде в аудиенц-зале кричал в лицо царю: «Велик ты, Пётр, да тяжёленек, злодей, убийца и антихрист! Проклянёт бог Россию за тебя!» – в дни, когда древняя, в горлатной шапке, в охабне, разбойничья, раскольничья, бородатая Русь лицом к лицу стала перед царём, проклиная его проклятием сына. В эти дни в Питербурх со всех сторон государства везли в кибитках, гнали по трактам увязанных в колодки по двое, по трое – десятками, сотнями, тысячами свидетелей, участников, их родственников, их свойственников, их друзей и врагов, виновников «слова и дела» государева…»

Аннотация

«– У меня, мил-моя, такая пролетарская происхождения – даже самой удивительно – какая я чистокровная пролетарка. Уж такая пролетарка, такая пролетарка, – ни одной подозрительной кровиночки во всём нашем роду не сыщешь. Что по матери, что по отцу. Все сызмальства крестьянством на подбор занимались, а тесть даже и скончался в пастухах. Скажет ему, бывало, Захар Кузьмич – был у нас на селе лет тридцать назад лавочник, кулак страшенный: «Торговал бы ты хоть дёгтем что ли, – скажет, – что за жизнь: коровам хвосты крутить». А тесть мой в ответ: «Дык ведь как сказать, Захар Кузьмич, как они коровки-то обернутся, ты её дёрнешь за хвост, она и обернётся». А оно вон и вышло – как обернулись!..»

Аннотация

«Ранним утром на Большой Никитской, в той ее части, где еще тенисты сады и не гулок шум трамвая, у оранжеватого домика, облупленного годами войны и революции, как плохой слоеный пирожок, остановился неизвестный молодой человек в серых гетрах. Внимательно проштудировав надпись: «К сапожнику Суркову – один звонок, к гражданке Оболенской – два коротких звонка, к акушерке Сашкиной – два длинных звонка, к археологу Мамочкину – два звонка длинных и один короткий», он позвонил два раза длинно и один коротко. Минут пять спустя на втором этаже открылось окошко, проклеенное зажелтевшей «Беднотой», в него глянула непричесанная четырехугольная голова. Глаза головы были сонны, зрачок от сна мутен, в бороде, словно бабочки, трепались приставшие от дрянной подушки перья…»