LITMIR.BIZ

Возможно, этот рассказ – пророчество . Не очень-то и далекое будущее. Мир равных возможностей, в том числе и… возможности убивать. Куда может завести удовлетворение «первейшей и естественной потребности стрелять друг в друга»? Ничем не сдерживаемой, оснащенной новейшими технологиями, подкрепленной деньгами крупнейшей корпорации и не отягощенной представлениями о чести. Война, которая может начаться в любой миг, без причины и даже… без объявления войны… – …Вы будете об этом рассказывать своим детям! – говорит штатский (президент крупной Корпорации), обращаясь к военной элите своей страны. – Оплот свободного мира начинает новую эру в области технологий ведения больших войн!... Смотрите: перед вами снаряд, по сравнению с которым даже плутониевая разделяющаяся боеголовка покажется погремушкой! Словом… перед вами УМНАЯ ПЫЛЬ!

Подробнее

«В каждой шутке, как шутят, есть доля шутки»… Где пролегает грань между забавным розыгрышем и злым, действительно пугающим трюком, который может стать причиной чьей-то травмы или даже смерти. Случайно, конечно. Но может быть еще и… неслучайно. А вполне продуманно и расчетливо. Идея убийства в искусстве. Смелый авангард. Скульптура, воплощающая Смерть. Симфония лезвий. А искусство, как орудие циничного убийства. Безнаказанного… Только, вот, есть поговорка: как аукнется, так и откликнется. И «художник», поставивший убийство на коммерческую основу, рискует сам встретиться со своим произведением…

Подробнее

Обложкою «Шестоднева» охватываются стихи, которые родились в очень разное время. Его старожилам более тридцати лет. Как здорово отличался тогда мир от нынешнего. Как, впрочем и «я» записывающего. (Уверен, что настоящие стихи мы не «сочиняем» – они приходят. И позволяют себя сфотографировать. Или не позволяют.) А новоселам «Шестоднева» не больше года. Он выстроен симметрично. Шесть полностью завершенных циклов по девять стихотворений в каждом. Цифры 9 и 6 есть близнецы-перевертыши. Согласно Русской Северной Традиции (смотрите работы Логинова и Виольевой) шесть – это число текста вообще, а девять есть число мудрецов, поэтов и богословов. Я предпочитаю называть это последнее числом бога Бармы – покровителя всех поэтов. Один из моих читателей сравнил – шутки ради, конечно же – «Шестоднев» с произведением Данте. «Божественная Комедия» великого флорентийца включает, как известно, 3 части по 33 песни в каждой. Об этом Данте специально замечает в последней песне «Чистилища»: «счет положен изначала». Мое произведение несопоставимо не только по грандиозности (это очевидно), но также и потому, что я никакого счета не полагал а просто: шло время, и стихотворения постепенно сами собой выстраивались в устойчивые когорты. Когда шесть раз практически без какого-либо моего вмешательства сложилось по девять, я понял, что это знак и передо мною – книга. (Циклы с другим числом стихотворений в нее не вошли.) Откуда пришло название? Однажды я раскрыл книгу святителя Василия Великого «Беседы на Шестоднев» и увидел, что она содержит этих бесед ровно девять. И я воспринял это тоже как знак. Я верю в судьбу, и в знаки, и вообще во всяческое такое. Но остается вопрос: не многое ли берет на себя поэт, который называет книгу стихов таким образом, что чувствуется намек на текст, глаголающий о сотворении мира? Уверен: каждый, у кого живая душа, знает – хотя бы кое-что, приблизительно – о сотворении мира. По крайней мере – мира своего внутреннего. Пишущим же стихи такое должно быть вдвойне понятно. В никео-цареградском символе веры (V в.) Бог именован Поэтом (ποιητ) земли и неба. «Дни» моего Шестоднева представляют собой, таким образом, некоторые этапы, стадии сотворения мира внутреннего. Надеюсь, что сотворение это происходило больше по воле Бога, нежели по личному произволу. По крайней мере, я рад, что существуют стихотворения, представляющие собою хронику этого таинственного процесса. Бог отдыхал в седьмой день, как это говорит Библия. Предание же повествует о том, что завершением Творения сделается восьмой. И общее число дней тогда станет равным числу креста животворящего православного. Поэтому и книга «Шестоднев» имеет раздел «Начало восьмого дня». Она содержит поэму «Главы из Иоанна», которую одобрил настоятель московского Спасо-Преображенского храма, что в Кадышах. Надеюсь, что и другие стихотворения книги представляют собой скорее разговор души с Богом, нежели ее реакцию на мир сей.

Подробнее

«Колкий ветер свистит над пашней — Ветер времени меж веками. Посреди веков стоят башни: Мастер мастера окликает…»

Подробнее

Сергей забыл про неудобный загубник трубки, питающей из баллона воздухом. Про восемнадцатиметровую толщу морской воды, отделившую от поверхности. Нечто звало его. Притягивало с неодолимой силой. И вовлекало его в какой-то невероятный танец сознания . Оно – это немыслимое существо – предмет? – виднеющееся в глубине. Оно переливалось и пело . И песнь его заполняла тоскующие пространства души Сергея. Она пришла и стояла в них аки длящийся, неумолкающий удар колокола… Инстинкт самосохранения испарился. Сознание Кузнецова вдруг стало пустым и чистым, словно у новорожденного. На безграничных просторах его осталась лишь одна мысль – сияющая: Я ДОЛЖЕН ПРИКОСНУТЬСЯ К ТЕБЕ, СОКРОВИЩЕ ГЛУБИНЫ.

Подробнее

Апокрифы говорят, что за знаменитые "неизвестные годы" Христос обошел весь мир, который Он явился спасти. Морским путем Он отправился в страну друидов, из нее в Скифию (Русь), затем, вниз по Волге, в Скифо-Индию, оттуда на берега Ганга, затем в Гималаи, в Египет… Насколько можно верить апокрифам? Рассказ, снабженный подробными комментариями в конце, передает малоизвестные исторические факты в захватывающей форме художественного повествования.

Подробнее

История христианского подвига. Поединок святого Георгия со змием: духовный план. – Диктатор, я верю в Сына! Немыслимые слова эти, сказанные обычным голосом, разнеслись, повторенные эхом пустынно-роскошных зал… и по себе оставили они звонкой, напряженной тишину меж скошенными столпами солнца. Диоклетиан догадывался о чем-то подобном, хотя и не умел знать. Оно ведь было оно иным – посреди выражений ползучей злобы, разъевшего до костей страха, единовластного и тупого амока – как будто бы светящееся лицо Георгия. Такие попадались у странников, повидавших земли, и сделавшихся, подобно птицам и ветру, далекими от всего. Бывало – и у старых солдат, которые заглянули не раз в белесый и острый, как пламя, зрачок Медузы. И, разумеется, такими были лики у ближних – последователей Распятого, которых диктатор жег. Или, как почиталось оно изысканнее, посылал их в Амфитеатр. Где одни, разгневанные солнцем и голодом, звери – терзали их… а другие, смеющиеся с высоких ступеней выщербленного камня – видели. Диоклетиан снисходил и сам до присутствия на кровавых играх. И это располагало к нему народ. Вероятно, плебеям было приятно чувствовать, что в определенном смысле и он, «божественный», представляет собой плоть от плоти развеселой римской толпы. Едва ли было известно…

Подробнее

Мистический детектив. Кому и каких чудовищ надлежит опасаться больше? Врагов или друзей? Населяющих внешний или внутренний мир? Приобретая текст повести, вы сможете составить представление об одноименном сборнике Астахова в целом.

Подробнее

Жанр "ужасы" с элементами научной фантастики. Оригинальное преломление темы. Прекрасный стиль. Этот рассказ является частью сборника Ярослава Астахова "ЧУДОВИЩЕ" (повести и рассказы). Приобретая текст "Начало опыта", Вы сможете судить о качестве книги в целом.

Подробнее

«– Ты сам боишься! – сказал Чистякову сын, отказываясь идти в подвал. Конечно, Чистяков не боялся. Не верил в идиотские байки про пауков-людоедов и человеческие останки, на которые, якобы, можно наткнуться в подвале их типового многоквартирного дома. Детская дворовая болтовня – слишком часто, на взгляд рационалиста Чистякова, пересказывает ее дома сын…»

Подробнее