LITMIR.BIZ

      Удивительно, но факт: 0 как цифра был открыт позже единицы. Это был скачок в сознании больший, чем только математический. Разделите 0 вертикальной чертой, как кофейное зерно. В правой дольке расположите знак +, в левой знак —. Как добро и зло. Справа от нуля окажется +1, слева –1, и счет положительных и отрицательных чисел в любую сторону, до бесконечности, пока не надоест. Вот вам и свобода выбора: математическое равенство двух. Вот вам и выбор направления: либо ад, либо рай, чего хочешь выбирай, как в детской считалке.

      Перекрутите ноль и получите 8, еще одну замкнутую цифру. Все знают, что 666 – число зверя, но не все знают, что 888 число Иисуса.

      Повалите восьмерку набок и получите бесконечность.

      Ноль – это даже не начало, начало – все-таки единица. Солдатик… поделите его на ноль, получите армию.

      Помножьте любое число на ноль – получите ноль, поделите – получите бесконечность. «Деление на единицу есть реальность».

      На этом мои познания в математике заканчиваются (ни слова о «ленте Мёбиуса»!).

      Неопределенность!

      Ноль может оказаться больше или меньше, вот в чем дело.

      Ноль в начертании толще всех цифр, а в нем ничего нет.

      «Неопределе́нно…» – сказал артиллерист Лев Толстой, проглядывая чью-то рукопись.

      Ноль – это еще и обозначение другого (иной раз нового) уровня. Высший уровень – это предел реализации в настоящем времени.

      Между завышенной и заниженной оценкой того, что делаешь, доходишь до нуля.

      Рассуждая о нуле, нельзя не дойти до точки. Прочерчивая линию, ты начинаешь с точки и кончаешь ею. В замкнутой кривой все точки сливаются, растворяются и исчезают.

      Точка не имеет измерения, а нуль – существования.

      Грубо говоря, ноль – это толстая точка, в которой проковыряли дырку.

      Но если проткнуть исторический нуль, образовавшийся в 1917-м, то выдох страны в 1956-м произошел с таким свистом, что слышен до сих пор.

      Нуль оказался превосходной точкой отсчета. После него ты единица, можно сказать, единственный, даже первый. Кто бы осмелился иначе начинать с начала??

      В плюсе оказалось все, что было до 1917-го, в минусе – все, что после, вся официальная литература с ее соцреализмом и продажностью. Легко было перешагнуть запуганное поколение отцов, потому что вся достойная его часть погибла. Образцы не подавляли не потому, что их не было, а потому, что их не ведали. Легко стало изобретать что велосипед, что порох, что интегральное исчисление, не ведая, что это всего лишь сборник упражнений по непройденному.