LITMIR.BIZ

Скачать книгу

сится в гору. Ведь бывают кресты из камня. А восьмиконечному скатиться в долину не так легко. Может быть, он останется наверху, как таинственный крест Старого Орхея, что возник на скале до первой страстной седмицы и рос потом сталактитом всю эру рыб, в год – по еле заметной каменной капле. А, может быть, сталагмитом… Впрочем, здесь и неважно. Теперь, когда рыбы ушли и водолей разлил свою влагу безвременья, это уже не имеет значения.

      Несомненно одно: «Огород» растоптали. Означает ли это неготовность товарищества к тому, что было ему уготовано? Южный Юй владел в совершенстве боевыми искусствами; Заруба вязал речные узлы и запросто мог ухайдокать любого амбала своим армейским, костяным кулаком; Кузя виртуозно жонглировал цифрами, а Агафон – словами и, к тому же, знал наизусть море стихов; Паромыч ладил плоты, играл во все игры, особенно ловко – в ножички, рыбачил любыми снастями. Ормо начальствовал, в значенье начала, лучше прочих стриг виноград. Девчонок знаменовала красота как данность, кроме того, Таисью отличали тихие омуты, Белку – безудержная неприкаянность и способность узлы разрубать одним махом, даже самые гордиевы; Вара разбиралась в лоптопах и химии, Антонелла отлично готовила, а Нора, вообще, была самым боеготовым участником сплава. Неслучайно несравненный нюф числился штатным водолазом товарищества.

      Ведь готовились… Означает ли это, что уготованное оказалось попросту не по силам? Выходит, хотеть невозможного всё же нельзя?

      Или, всё-таки, можно? Обрели ли искомое, проросшее из неявленной косточки, зримое исподволь? Или лоза, что наполнила чашу вседержительным содержимым – агнчим багрянцем, – тоже затоптана толщей веков, канула безвозвратно? Однако сумел ведь безмолвник, превысивший подобие, создать образ предвечного Слова.

      Не явилась ли глупостью настырная тяга преследовать цели – хоть и самые, что ни на есть, благородные – используя выборы в непризнанном, а значит, в несуществующем государстве? Благородные, значит, рода благого. Пусть благими намерениями вымощен путь в преисподнюю, но не оттуда ли, по признанию ведавших, явилась та проповедь, которую хотели услышать с неба?

      Ормо мягко стелил: мол, изловчилось же втиснуться в метафизическую прореху мерзкое чудище. Почему бы и нам не попробовать? По примеру каких-нибудь аргонавтов или взалкавших грааль парцифалей, отправиться в путь. Повергнуть тварь, добыть руно. В роли искомого нещечка – лоза, утолившая чудом бедную свадьбу, а к вечере вызревшая в полноту неупиваемой чаши.

      Как же раньше, до Ормо, никто не догадался? Было некому разболтать, ибо рыбы неразговорчивы.

      Грааль ведь не чаша. В чашку лишь наливают. Наливают – искомое.

      Вино – содержание, то есть держание вместе – секаторов, вёсел, кувшина и кружек, рыбацких сетей, овечки перед закланием.

      Золото агнчей шёрстки отливает червонным. Сплав беспримерен и жертвенен, порукой тому – река, по которой сплавляться. За руку будто, ведёт мглисто-зелёный поток.

      Или проводники злого обло – расписной Владисвет, Дубаларь-потрошитель – бережёнее шедших к багрянцу, пытливо-незлых виноградарей? Впрочем, теперь, когда рыбы ушли, это уже не имеет значения.

      Чашка разбита. Теперь в её месте Пахары. Гранёные стаканы, в переводе с нистрянского. Не зря пацаны, завидев пьяного на районе, свистят заради потехи, кричат ему вслед: «Готовченко!» На вопрос – уготовлено ли уповать или упиться? – маковейная мгла отвечает молчанием.

      Сомнения – корм, которым питаются пираньи страха. Но рыбы ушли. Ихтиология от истока неразрывными узами сочеталась с эсхатологией. Ученик у груди и творец Откровения непременно б сие подтвердил. Знал ли он, что, беря историю от начала, именно он должен будет её и окончить? А ведь и его недвусмысленно вынудили, приказали: «Напиши!» Неизвестно ещё, о каких мерах принуждения умолчали. Возьмут меч и грудную клетку отверзнут. Выдохнут: «Еффафа![1]», и вскроют, будто консервную банку. Тут все средства хороши, лишь бы заговорил. А потом поди разбери в протокольных каракулях, геройски пророчилось тут или трусливо стучалось. Тонкая грань, и не различить, особливо из бездонного омута веков. Так что лейтенант по сравнению с ними – сущий ангел.

      Впрочем, вестники-то и есть воинство. Тянут лямку, со всеми вытекающими. С чинами, командованием, строжайшей иерархией и чисто армейской субординацией. Интересно, как по-арамейски «Никак нет!»? Или «не могу знать!»? Неужто, и у них дедовщина, второй устав, построения после отбоя? Серафимы напрягают престолы, или, там, начальства ли, власти ли, заставляют стирать виссоновые портянки, до блеска натирать золотые бляхи. Ха-ха! Выходит, и в самоволку ходят. Точнее, летают. Увидели дочерей человеческих, что они красивы… Отсюда и подчинение. Дисциплина – это душа армии. Принял присягу и, значит, себе не принадлежишь, самоотверженно переносишь тяготы и лишения армейской жизни, исполняя приказы командиров, не жалея живота, вершишь горнюю волю во имя высшей цели – защиты родных рубежей. А они, как известно, бывают не только внешние, но и внутренние. И, однако же, – с такой фамилией! Даже переспросил. Думал – издевается. Лейтенант Евангилиди.

      «Напиши…» – говорил-уговаривал. «Всё, как было. Ничего, –

Скачать книгу