Скачать книгу

«В поисках себя»

      Бытие определяет сознание.

      Либидо определяет бытие.

      © Татьяна Росс, 2015

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

      От автора

      Они не хотели быть такими…

      Они не хотели так жить…

      Они пытались жить иначе… Мечтали о счастье…

      Они меняли свою жизнь, переезжая в другие города и страны…

      Но все случилось, как должно было случиться…

      Они не сумели изменить себя…

      То, что в глубинном детстве проникает в подкорку, червем проползает в мозгу дорожками, ведущими нас по жизни. Именно они, въевшиеся в подсознание «уроки детства», диктуют нам наши взрослые поступки. Мало кому удается проникнуть в собственное Я, перекрыть ненужные, гадкие, низменные ходы и лазы, изменив тем самым течение жизни.

      А поэтому… мы, как и они, так же, как все… живем так, как диктует подкорка… Увы, нередко она ложится на яркое полотно жизни черными тенями подсознания…

      Вера

      1.

      – Кама с утра выглядит как жеваный пряник, но не надо огорчаться, еще пять минут. Дольку ледяного огурца на веки и горячий кофе внутрь, и буду в норме… – ритуально повторяю я ежедневно, разглядывая себя в зеркале. Ежедневно расстраиваясь и ежедневно успокаивая себя.

      Отражение не радует. Возраст проглядывает. Там морщинка, тут намек на складку, здесь легкая отечность. Пока еще легкая. Лет десять назад всего этого не было и в помине, даже если не спала всю ночь. Не просто не спала, ворочаясь с боку на бок, не спала, забыв про сон, кувыркаясь в безумном ритме дурных привычек. Теперь не пью, не курю, всю энергию пустила на мирные цели, но видок все равно уже не тот:

      «Эх, Кама, бедная Кама… особенно с утра…»

      Кама – прозвище со времен школы. Производное от фамилии Каманина. Нормальная фамилия, нормальная кличка. Кто-то, не помню, кто, когда-то, не помню, когда… сократил мою фамилию до этого короткого слова. Так делали все. Зайченко стала Зайкой, Шурафетдинова звали Шуркой, с годами напрочь забыв его настоящее имя Борис, ну а я, вот, стала Камой. С тех пор утекло много всего прочего, с одноклассниками я давно не общаюсь, и мало кто в моем сегодняшнем окружении знает, что я – Кама. Как, впрочем, мало кто знает, кто я вообще…

      Я и сама иногда забываю. Вернее, стараюсь забыть. Но прошлое выползает из под самых дальних залежей подсознания, и черными кляксами проявляется в моих снах. Воспоминания не спрашивают, хочу ли я их помнить и видеть. Пережитое когда-то является ко мне сегодняшней в сновидениях принудительным порядком. Сны снятся по собственному сценарию. Рисуются в голове, задурманенной ночным морфием, независимо от желаний. Ты гонишь неприятные воспоминания, пытаешься не думать об этом днем, но ночными кошмарами они пробираются в мозг и копошатся, разрывая голову нестерпимой болью.

      Многое из памяти я вычеркнула толстым фломастером так густо, что невозможно угадать даже часть картинки. Стерла, как ненужные файлы из памяти компьютера. Но Камой я люблю себя называть. В этом есть что-то по-детски трогательное. Особенно хорошо это имя успокаивает, когда становится жаль себя, а пожаловаться некому. Мне ведь совсем некому жаловаться. Некому…

      – Кама, бедная Кама, – говорю я сама себе и становлюсь еще более беззащитной, более несчастной.

      2.

      В то утро было все, как всегда…

      Тишину резанул судорожный звонок будильника. Круглый, допотопный металлический монстр, неизвестно откуда взявшийся в нашей современной квартире, буравил сонные мозги. Максим спал как убитый, то ли на самом деле не слыша трезвона, то ли делая вид, что не слышит. Я же слышала трель даже из своей спальни. Мы давно спали с Максом в разных комнатах.

      Я встала и прямо в ночной рубашке зашла к нему. Лежа на боку, натянув одеяло на голову, он сопел, не шелохнувшись. Будильник бился в истерике, дрыгаясь в конвульсиях всем своим пышнотелым корпусом, словно в бешенстве, что на него не обращают внимания. Хлопнув по железному колпачку ладошкой, я вырубила трель и, тронув мужа за плечо, пробурчала:

      – Вставай, не слышишь? Труба зовет…

      Максим непонятливо захлопал глазами, как слон ушами в минуту смертельной опасности. Наклонившись к его лицу, я почувствовала неприятный запах изо рта.

      – Да нет, это не слон… это Змей Горыныч! И что только пил вчера? – подумала про себя, а вслух сказала, – вставай, черт возьми… как ребенок, в самом деле. Каждый день одно и то же.

      С трудом разлепив веки, Максим посмотрел на меня. В глазах мелькнуло легкое понимание, хотя взор еще туманился предутренними видениями. Продолжая хрипеть и скрипеть, он оставался лежать, не пытаясь приподняться. Блаженное выражение лица, полусонный взор в никуда и своеобразные стоны, а также легкое шевеление под одеялом

Скачать книгу