Скачать книгу

ну июня. Анника обожает свои дни рождения.

      Я слышу, как возится за стенкой Давид Хоконссон. Там у него царит порядок, не то что у меня. Хотя легко поддерживать порядок, если ты никогда по-настоящему не напрягаешься. Он воображает себя гандболистом. У нас на факультете он отвечает за составление планов и расписания, но ждет, что вот-вот совершит настоящий прорыв в университетском гандбольном клубе. Этот головокружительный прорыв пока заставляет себя ждать, но всякий раз, когда мы собираемся, чтобы определить даты приема экзаменов, а делать это приходится несколько раз в месяц, мы вынуждены выслушивать ржачные истории из гандбольной жизни, притом что смешного в них ноль. У меня нет никакого желания продолжать их слушать, поэтому я перешел на согласование всех вопросов по электронной почте, даже если он при этом сидит за стенкой, в двух метрах от меня. Когда мы сталкиваемся в коридоре, я вижу по его лицу, что он удивлен моим поведением, но тут уж ничего не поделаешь.

      Вот она, ее работа, наконец-то. Между «Les mots et les choses»[1] Фуко и стопкой с отчетностью по успеваемости студентов, прослушавших базовый курс в весеннем семестре 2012 года. Мы прозвали его «вешний».

      Я сажусь за свой стол и пролистываю то, что она написала. Три дня назад я получил мейл от этой студентки, она спрашивала, нельзя ли зайти забрать работу и услышать мое мнение о прочитанном. Разумеется, ответил я, только вот какую цель она преследует? Задание она сдала четыре месяца назад.

      Теперь я вижу, что там масса ошибок, допущенных по небрежности. На первой странице она поместила карту Дании того периода, когда страна была больше, а территория, на которой сейчас расположен университет, была датской. Ольга Преображенская, так зовут девушку. Преображенская.

      Что я про нее помню? В аудитории она всегда сидела за одним из последних столов, высокие скулы, бледная кожа. Если память мне не изменяет, она как-то рассказывала, что приехала из Петербурга, а вот, кстати, и она, Ольга-как-ее-там-Преображенская собственной персоной. Привет, говорю я, поднимаюсь со стула и приглашаю ее войти. Я уже забыл, что она такая высокая. Никак не ниже метра семидесяти пяти. Очень стройная и худенькая, ладно сложенная, этого у нее не отнимешь.

      Спасибо, что нашли время, говорит она и улыбается своими ярко-красными губами. Она настаивает, чтобы я говорил с ней по-датски, хотя кашеобразный язык моей страны дается ей с трудом. Ее шведский, правда, тоже оставляет желать лучшего, но у нас здесь, на филологическом факультете, это не проблема. Студенты приезжают из разных стран, все говорят кто на чем может и чувствуют себя свободно.

      Я хлопаю ладонью по ее листкам, словно говоря тем самым: ну посмотрим, что у нас тут. Что ты хочешь от меня услышать?

      Она ничего не говорит, молча расстегивает длинными пальцами верхние пуговицы на своей кофточке. Под ней открывается белый топик с двумя узкими лямками. Я отчетливо вижу их, две маленькие грудки, почти как у девочки. Лифчика на ней нет.

      Я бесцельно переворачиваю листки и изрекаю что-то про Роскильдский мир, но на самом деле не свожу глаз с того, что она, очевидно, хочет мне продемонстрировать.

      Тут она объясняет на своем раскуроченном до неузнаваемости датском, что в действительности она пришла поинтересоваться, не смогу ли я руководить ее магистерской, которую она начнет писать осенью здесь, в университете. Собственно, она подумала, почему бы не расширить ту работу, которую я сейчас держу в руках, поэтому и пришла поговорить.

      Я говорю ей, что да, тема на самом деле актуальная и интересная, вне всякого сомнения, но как она, вероятно, помнит, я специализируюсь на датской литературе и культурологии с позиции географических факторов. Демонстрирую ей фотографии табличек и дорожных знаков, развешанные у меня на доске для объявлений, и рассказываю, как я весь февраль и март таскался пешком по Дании и Швеции, делая эти снимки, поскольку знаки, которыми мы пользуемся, например, дорожные, очень многое могут сказать о ментальном пространстве, в котором их установили. В качестве классического примера я привожу датскую табличку с надписью: Собака кусается, тогда как шведский вариант того же знака звучит несколько мягче: Осторожно, собака. Разве это не свидетельствует о том, кто мы и как мы мыслим?

      Она улыбается, давая мне понять, что я чересчур увлекся.

      Эта улыбка выводит меня из себя – что она себе возомнила? Что перед ней тут, мальчик? Может, в России такие штучки и прокатывают, но не надо заявляться сюда, в мой кабинет, и разыгрывать тут свои женские козыри, которых к тому же и нет, и, ловя себя на том, что, совершенно не стесняясь, пялюсь на ее грудки-«вишенки», я слышу собственный голос, говорящий, что изучение датского здесь, в Лундском университете, конечно же, не ограничивается узкими рамками, и я обязательно подумаю над ее предложением.

      Отличная идея, мне очень нравится,

      говорю я и делаю глоток белого вина, бутылку которого тесть привез с собой. Он неплохо понимает в винах.

      Мы выходим на новую террасу. Тесть объясняет мне, что яблони, которые я только что посадил, на самом деле никакие не яблони, а айва. Вы не сможете ее есть, говорит

Скачать книгу


<p>1</p>

М. Фуко. «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» (1966).