Скачать книгу

и печален —

      И медленно сгораешь от стыда.

      И небу шлешь укор за дар счастливый:

      Зачем тебя венчало им оно,

      Когда душе мечтательно-пугливой

      Решимости бороться не дано?

      И вот оказывается, что музе-проповеднице Некрасова непосильно тяжела ноша, возложенная на нее поэтом. Оказывается, между словом и делом лежит непроходимая пропасть. Не только слово никогда прямо не реализуется в дело или реализуется превратно, но между этими понятиями существует внутреннее противоречие, борьба:

      Мне борьба мешала быть поэтом,

      Песни мне мешали быть бойцом…

      Художественное слово капризно и хрупко, дело – насущно и грубо. В критике, публицистике этот вопрос решается просто, в поэзии за него приходится расплачиваться кровью. Свободная и гордая крестьянка, какой являлась муза Некрасову раньше, превращается в музу-калеку:

      Где ты, о муза! Пой, как прежде!

      «Нет больше песен, мрак в очах;

      Сказать: умрем! конец надежде!

      Я прибрела на костылях!»

      Костыль ли, заступ ли могильный

      Стучит… смолкает… и затих…

      И нет ее, моей всесильной,

      И изменил поэту стих…

      Некрасов молил прощения у окровавленной музы:

      О муза! я у двери гроба!

      Пускай я много виноват…

      Вообще отношения Некрасова со своей музой были особенными. Он понимал, что нагрузил эту легкую небожительницу не свойственным ей заданием, с которым она справиться не в силах. Он бросил красавицу-музу на растерзанье жестокому веку. Вспомним некрасовское:

      И музе я сказал: «Гляди!

      Сестра твоя родная!»

      Это о молодой женщине, которую били кнутом на Сенной площади в Петербурге, а там, в числе прочих, наказывали провинившихся крепостных. Итак, поэт заставил свою музу пережить то, что пережили тысячи и тысячи простых людей, над которыми веками издевались сильные мира сего. Гостью с небес швырнул в земную грязь. Некрасов в конце жизни понимал, что иначе он не мог поступить: человеческие страдания были для него все-таки ближе и дороже олимпийского высокомерия классического поэта. Но он понимал и другое: муза не выдержала этих страданий. И в том есть вина не только жестокого века, но… самого поэта. Вот отчего он просил прощения у своей «кнутом иссеченной» музы!

      Но кто же способен перенести эти страдания? Небожительница-муза в поздних стихах Некрасова уступает место образу «матери родной». Только мать одна способна утешить умирающего сына.

      Не страшен гроб, я с ним знакома;

      Не бойся молнии и грома,

      Не бойся цепи и бича,

      Не бойся яда и меча,

      Ни беззаконья, ни закона,

      Ни урагана, ни грозы,

      Ни человеческого стона,

      Ни человеческой слезы.

      Усни, страдалец терпеливый!

      Свободной, гордой и счастливой

      Увидишь родину свою,

      Баю-баю-баю-баю!

      Поэт ставит образ матери выше образа музы. Здесь открывался новый Некрасов. На протяжении тридцати с лишним лет критика твердила о

Скачать книгу