LITMIR.BIZ

      Строй противника утратил ровность, присущую крепко сбитым и натасканным полкам. Одно дело парад на плацу, и совсем другое дело удержать равнение после десяти атак тяжелой кавалерии! И каких атак!

      Обычная пехота и после первого натиска часто рассыпается. Раз, и становится трусливым стадом, что так легко и весело догонять! И бить с коня на выбор. В затылок, в спину!

      Барабанщики колотили отчаянно – дробный стук долетал до всадников, звучал, будто лихорадочно бьющееся сердце. Флейтистов не было – вырезали их! Не играют дудки против меча, как ни старайся! Жаль, дорогой ценой. Но ведь почти дошли до сердца полка, до маленького каре, посреди которого высились черно-белый штандарт империи и полковое знамя – тяжелое зеленое полотнище с золотой бахромой и червленым [в геральдике скучный и банальный красный цвет проходит под таким названием] мяуром, задравшим заднюю лапу. Надо же, выдумали себе герб!

      – Sleagh air a ghualainn! – заорал пехотный командир, – Tha a'cheum!

      Надо же, сам тощий, а голосина какой, орет, будто в жопу вертел сунули!

      Пехота ответила нечленораздельным ревом, в котором слышалось многое – от проклятий до молитв. Ничего, молитесь, молитесь, сволочи! Заступничество Пантократора вам еще пригодится!

      Раздался звук рожка – герцог собирал кулак для последнего удара.

      Пусть мужичье вопит, пусть выставляет пики! Один последний удар, и все, они не выдержат, посыпятся! И побегут! Должны побежать!

      Кони шли шагом, мало-помалу догоняя усталую пехоту. Еще немного, еще десять минут такой вот неторопливой погони… И марш-марш-марш!

      Копье вырывается из ладони, натруженной, несмотря на толстенную кожу с бархатной подбивкой в латной перчатке, пот заливает глаза… И кони идут все медленнее и медленнее, уже не ржут, а вымученно хрипят, роняя клочья пены с окровавленных губ.

      Пехота остановилась, встала в оборону.

      Кавалерия тоже остановилась, начала перестраиваться, пытаясь собраться хоть в какое-то подобие строя. Получалось плохо, но десять предыдущих атак собрали изрядную дань! Никаких клиньев и прочих ударных формаций, нестройный рыхлый прямоугольник, столь же условный, как и “квадрат” пехоты перед ней.

      Герцог со знаменем в руках выехал перед строем. Повернулся к врагу, поднял знамя повыше, наклонил вперед, указывая цель…

      Бронированная масса за ним тронулась, двинулась вперед, с каждым шагом все ускоряясь. И не было среди пехотинцев ни единого человека, который, глядя на стальной поток, не вспомнил бы все прегрешения свои. Не подумал, что скоро встретится с Пантократором, Отцом небесным, чтобы дать отчет в буйной и далекой от благочестия жизни. Потому что когда на тебя прет лавина тяжелой кавалерии, даже самый смелый человек понимает, что смерть охренительно близко.

      Полковник тоже вспомнил многое, однако не столько прошлые грехи (коих, скажем прямо, набралось немало), сколько путь, что привел его на это поле, то ли к немеркнущей славе, то ли бесславной гибели. Путь, что начался много лет назад…