LITMIR.BIZ

      ПРАВО ГЕНИЯ

      Актерская психология мне представляется загадкой. Во всяком случае, объяснить ее, исходя из нормальной, повседневной логики, зачастую невозможно.

      Ф. Г. вспомнила, как однажды пришла на обед к Качалову. Его дома еще не было – задержался на репетиции, – Раневскую встретила его жена. Через полчаса звонок. Входит Василий Иванович.

      – Очень хорошо, что пришла, – говорит он Раневской. – Голодная? Сейчас же садимся.

      Качалов поправил пенсне, подошел к буфету и налил себе рюмку.

      – Ну-с, очень хорошо, хорошо.

      – Вася, у тебя что-нибудь случилось? – тревожно спросила жена.

      – Нет, Ниночка, ничего, все очень хорошо.

      – Что хорошо?

      – Сегодня Владимир Иванович Немирович-Данченко отказал мне от роли Вершинина – и это очень правильно.

      – Как?! Ты не будешь играть Вершинина? Как это можно?! А будет играть Болдуман – он моложе меня.

      – Ну что ты, Ниночка, – Василий Иванович протер пенсне, – все очень правильно. Вершинин молод, а я уже не то. Ну, разве можно в меня влюбиться? – он надел пенсне. – Ну, посмотри?

      – Но ты же мечтал играть эту роль. Я буду звонить, я это так не оставлю, – нервничала жена.

      – Ничего не надо делать, Ниночка. Пойми, все правильно: в новом спектакле Вершинина будет играть Болдуман – он моложе меня, в него можно влюбиться. Все правильно, Ниночка.

      А однажды Ф. Г. в случайном разговоре вдруг сказала мне о «праве гения», которым она, к сожалению, не обладает, ибо к лику гениальных причислить себя не может.

      Талант – это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности

      – Свинство не позволяет, – пояснила она.

      – Право гения на что? – не понял я.

      – Изумительное право не играть, если актер этого не может, – улыбнулась она.

      Ф. Г. рассказала, как однажды Федор Иванович Шаляпин вышел уже в гриме на сцену в опере «Вражья сила» Серова. Отзвучал оркестр – певец молчит. Дирижер повторил вступление еще раз, затем другой… Шаляпин обвел грустными глазами зал, покачал головой и ушел со сцены.

      К нему в уборную влетел владелец оперы – Зимин:

      – Федор Иванович, что же это?! Аншлаг – публика вне себя!

      Шаляпин посмотрел на него и тихо сказал:

      – Не могу. Тоска.

      И затем обратился к секретарю с распоряжением выписать Зимину чек на покрытие убытков.

      – Хорошо право гения, если оно подкрепляется чековой книжкой! – улыбнулся я.

      – О, в наше время это право умерло – может быть, вместе с гениями… Я не помню случая, – продолжала Ф. Г., – чтобы спектакль отменили по моей вине. Случается, что играть не хочется, – ну вот просто нет сил выйти на сцену. И нет настроения, желания общаться с партнерами. Павла Леонтьевна Вульф меня учила: в таком случае ни за что не насилуй себя, не нажимай на педали – играй спокойно – и настроение появится. Пребывай в тех обстоятельствах, в которые тебя поставила пьеса, действуй в этих обстоятельствах, нужное творческое самочувствие придет.

      С Раневской я встретился в ноябре 1964 года. До этого я видел ее несколько раз.

      Впервые – в 1947 году на премьере «Весны» в Зеленом театре. Премьера прошла со средним успехом: фильм показался громоздким, утомительным, а порой (например, в бутафорских опытах с солнечной энергией) и скучным. Восторг вызвали, пожалуй, только сцены Раневской и Плятта, особенно знаменитый кульбит на лестнице, фразы Маргариты Львовны: «Я возьму с собой «Идиота», чтобы не скучать в троллейбусе!», разговор по телефону: «Скорую помощь! Помощь скорую! Кто больной? Я больной. Лев Маргаритович. Маргарит Львович».

      Кстати, и этот

Скачать книгу