Скачать книгу

исследования, они меняли их перед лицом новых возможностей или новых опасностей123. В случае климатических изменений – например, температурных или связанных с количеством осадков – некоторые кочевники могли переключиться с круглогодичных миграций на сезонные. Общественно-политические перемены – например, появление новых людей или изменение политических структур – заставляли их увеличивать либо уменьшать опору на другие виды экономической деятельности, такие как земледелие или охота124. Наконец, кочевое скотоводство было обусловлено не только необходимостью приспособиться к окружающей среде – оно могло быть и политической стратегией. В тяжелые времена оно позволяло людям, почувствовавшим себя под угрозой, удалиться в более гостеприимные земли125.

      В конце XIX – начале XX века, когда началась массовая славянская колонизация Степи, российские чиновники стали свидетелями важнейших изменений в жизни кочевого населения, и эти изменения, казалось, подтверждали их представление, что начался тот уникальный исторический момент, когда кочевое скотоводство исчезнет перед лицом наступающей современности. Многие имперские чиновники считали, что превращение казахов в оседлое население эволюционно «правильно», и приветствовали его126. Наблюдая за жизнью кочевников, они были склонны видеть в Российской империи единственный движитель этих перемен. Именно близость казахов к оседлому (и, как считали российские чиновники, более культурному) обществу служила объяснением многочисленных изменений, в том числе и растущей зависимости кочевников от земледелия.

      Но, как покажет эта глава, Российская империя была отнюдь не единственным движителем перемен в Казахской степи. Позиция казахов в ситуации массового крестьянского переселения вовсе не была пассивной. Изменения в их обществе, которые наблюдали представители Российской империи, в неменьшей степени обусловливались экологическими и экономическими факторами127. К тому же многие из этих изменений отнюдь не являлись чем-то уникальным. Нередко они были неотъемлемой частью региональной истории. В Центральной Евразии разделительная линия между кочевником-скотоводом и оседлым земледельцем зачастую была куда менее различима, чем в других регионах мира128. Стратегии, которые наблюдатели называли полукочевыми, такие как вспомогательное земледелие или укорачивание ежегодных миграций, вовсе не обязательно означали, что практикующий их народ переходит к оседлой жизни. Полукочевые формы деятельности тоже могли быть стабильными и долгосрочными. И если некоторые группы могли – под влиянием экологических, социальных или политических факторов – принять решение осесть на землю, другие группы, полукочевые или оседлые, точно так же могли перейти к кочевому образу жизни129.

ВСТРЕЧА КАЗАХОВ И РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

      Использование для самоидентификации термина «казак» восходит к концу XV века. В 1459–1460 годах Жанибек (Жәнібек) и Кирей (Керей), называвшие себя потомками

Скачать книгу


<p>123</p>

Критика этих взглядов содержится в кн.: Di Cosmo N. Ancient Inner Asian Nomads; Frachetti M.D. Pastoralist Landscapes and Social Interaction.

<p>124</p>

Существует точка зрения, что под воздействием климатических и политических изменений в железный век кочевые скотоводы Семиречья, «ранее ориентировавшиеся главным образом на пастушество, перешли к более интенсивному земледелию». См.: Rosen А.М., Chang C., Grigoriev F.P. Paleoenvironments and Economy of Iron Age Saka-Wusun Agro-Pastoralists in Southeastern Kazakhstan // Antiquity. 2000. Vol. 70. No. 285. Р. 611–623.

<p>125</p>

Об использовании физической мобильности как о политическом выборе см.: Irons W. Nomadism as a Political Adaptation: The Case of the Yomut Turkmen // American Ethnologist. 1974. Vol. 1. No. 4. Р. 635–658; Scott J.C. The Art of Not Being Governed: An Anarchist History of Upland South-east Asia. New Haven, 2009.

<p>126</p>

В правление Екатерины II власти стремились распространить среди казахов ислам, полагая, что развитие того, что они считали нормативными исламскими практиками, связано с оседлой жизнью. См.: Crews R.D. For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Cambridge, MA, 2006. Chap. 4 (рус. пер.: Круз Р. За Пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии. М.: Новое литературное обозрение, 2020).

<p>127</p>

На аналогичные моменты обратил внимание историк окружающей среды Уильям Кронон в своем классическом труде о том, как контроль над колониальной Новой Англией перешел от индейцев к европейцам. См.: Cronon W. Changes in the Land. P. 160–164.

<p>128</p>

Khazanov А. Nomads and the Outside World. Р. 46.

<p>129</p>

Ibid. P. 21; Humphrey C., Sneath D. The End of Nomadism? P. 196.