LITMIR.BIZ

      Меня хватали вновь, искореняли.

      Убийцы дело знали назубок,

      как в подземельях при Эскуриале,

      в концлагерях, придуманных дай бог!

      Гудели печи смерти, не стихая.

      Мой пепел ворошила кочерга.

      Но, дымом восходя из труб Дахау,

      живым я опускался на луга.

      Смеясь над смертью – старой проституткой,

      я на траве плясал, как дождь грибной,

      с волынкою, кизиловою дудкой,

      с гармошкою трехрядной и губной.

      Качаясь тяжко, черные от гари,

      по мне звонили все колокола,

      не зная, что, убитый в Бабьем Яре,

      я выбрался сквозь мертвые тела.

      И, словно мои преданные гёзы,

      напоминая мне о палачах,

      за мною шли каштаны и березы,

      и птицы пели на моих плечах.

      Мне кое с кем хотелось расквитаться.

      Не мог лежать я в пепле и золе.

      Грешно в земле убитым оставаться,

      пока убийцы ходят по земле!

      Мне не до звезд, не до весенней сини,

      когда стучат мне чьи-то костыли,

      что снова в силе те, кто доносили,

      допрашивали, мучили и жгли.

      Да, палачи, конечно, постарели,

      но все-таки я знаю, старый гёз, —

      нет истеченья срока преступлений,

      как нет оплаты крови или слез.

      По всем асфальтам в поиске бессонном

      я костылями гневно грохочу

      и, всматриваясь в лица, по вагонам

      на четырех подшипниках качу.

      И я ищу, ищу, не отдыхая,

      ищу я и при свете, и во мгле…

      Трубите, трубы грозные Дахау,

      пока убийцы ходят по земле!

      И вы из пепла мертвого восстаньте,

      укрытые расползшимся тряпьем,

      задушенные женщины и старцы,

      идем искать душителей, идем!

      Восстаньте же, замученные дети,

      среди людей ищите нелюдей

      и мантии судейские наденьте

      от имени всех будущих детей!

      Пускай в аду давно уже набито,

      там явно не хватает «ряда лиц»,

      и песней поднимаю я убитых,

      и песней их веду искать убийц.

      От имени Земли и всех галактик,

      от имени всех вдов и матерей

      я обвиняю! Кто я? Я голландец.

      Я русский. Я француз. Поляк. Еврей.

      Я человек – вот мой дворянский титул.

      Я, может быть, легенда, может, быль.

      Меня когда-то называли Тилем,

      и до сих пор – я тот же самый Тиль.

      И посреди двадцатого столетья

      я слышу – кто-то стонет и кричит.

      Чем больше я живу на этом свете,

      тем больше пепла в сердце мне стучит!