Скачать книгу

большой, затаенной

      шутливо скажу, что люблю.

      Пушинку от кофты зеленой

      себе на шинель прицеплю.

      Вот колокол слышен. Я еду!

      В теплушку сажусь на ходу.

      Конечно, я верю в победу,

      но, может быть, к ней не дойду.

      Сквозь говор и слезы вокзала

      за поездом будешь идти,

      жалея, что ты не сказала

      обмана во имя пути.

      Старалась, но, как ни просила,

      себя не смогла убедить.

      Не думай об этом…

                                    Спасибо

      за то, что пришла проводить.

12 октября 1955

      Фронтовик

      Глядел я с верным другом Васькой,

      укутан в теплый тетин шарф,

      и на фокстроты и на вальсы,

      глазок в окошке продышав.

      Глядел я жадно из метели,

      из молодого января,

      как девки жаркие летели,

      цветастым полымем горя.

      Открылась дверь с игривой шуткой,

      и в серебрящейся пыльце —

      счастливый смех, и шепот шумный,

      и поцелуи на крыльце.

      Взглянул —

                        и вдруг застыло сердце.

      Я разглядел сквозь снежный вихрь:

      стоял кумир мальчишек сельских —

      хрустящий,

                        бравый фронтовик.

      Он говорил Седых Дуняше:

      «А ночь-то, Дунечка, —

                                          краса!»

      И тихо ей:

                      «Какие ваши

      совсем особые глаза…»

      Увидев нас,

                        в ладоши хлопнул

      и нашу с Ваською судьбу

      решил:

                 «Чего стоите, хлопцы?!

      А ну, давайте к нам в избу!»

      Мы долго с валенок огромных,

      сопя, состукивали снег

      и вот вошли бочком,

                                      негромко

      в махорку, музыку и свет.

      Ах, брови —

                         черные чащобы!..

      В одно сливались гул и чад,

      и голос:

                  «Водочки еще бы!..» —

      и туфли-лодочки девчат.

      Аккордеон вовсю работал,

      все поддавал он ветерка,

      а мы смотрели,

                             как на бога,

      на нашего фронтовика.

      Мы любовались, – я не скрою, —

      как он в стаканы водку лил,

      как перевязанной рукою

      красиво он не шевелил.

      Но он историями сыпал

      и был уж слишком пьян и лих,

      и слишком звучно,

                                   слишком сыто

      вещал о подвигах своих.

      И вдруг

                   уже к Петровой Глаше

      подсел в углу под образа,

      и ей опять:

                       «Какие ваши

      совсем особые глаза…»

      Острил он приторно и вязко.

      Не слушал больше никого.

      Сидели молча я и Васька.

      Нам было стыдно за него.

      Наш взгляд,

                         обиженный, колючий,

      его

Скачать книгу