LITMIR.BIZ

      Шесть лет учили меня в моем сумеречно-вечернем университете, что личность автора следует отделять от его трудов. И хоть бы сам Фредди Крюгер написал: «Отговорила роща золотая березовым веселым языком», изучай золотую рощу и березовый язык, а не личность Фредди Крюгера.

      В случае с Гайдаром тянуло и на личность. Сколько раз я примерял на себя его кавказский поступок от 1920 года. Безмозглые красноармейцы из его роты ради бандитского шика отпилили стволы у винтовок – сделали «карабины». Чтоб доказать олухам, что изувеченная винтовка в цель не попадает, ротный Голиков приладил такой «карабин» к пулеметному станку, сам стал в пятидесяти шагах и велел навести на себя. Выстрелили и не попали. Вздорный, эксцентричный поступок, готовый эпизод для красного вестерна. Гайдар сделает из него потом рассказ «Обрез», но из скромности назначит главным героем своего тогдашнего помощника Трача. Это даже не «русская рулетка» с одним патроном в барабане.

      Но по красочности этот обрез все же не сравнится с гайдаровской бритвой. Когда любопытные граждане интересовались шрамами на груди, Гайдар не без юмора отвечал: «Хорошего человека встретил, сердце хотел показать».

      О том, что в грозные минуты помутнений Гайдар резал себя, рассказал его хабаровский знакомец, человек с удивительно бюрократической фамилией, похожей на советское учреждение: Закс. Будущий американский эмигрант Борис Закс.

      История о гайдаровских «запоях и буйствах» появится в 1988 году в парижском русскоязычном альманахе «Треугольный х…», то есть, виноват, «Минувшее». Это Закс первым расскажет о кровожадных потребностях Гайдара, назовет его садистом, страдающим маниакально-депрессивным психозом. Обидно, что этому впечатлительному фетюку подарил Гайдар тетрадь с «Голубой чашкой».

      Основываясь на воспоминаниях Закса, нагородит свои маниакальные реконструкции Солоухин.

      Понятно, в свое время Гайдар здорово перепугал Закса. Поразительная особенность Гайдара – он вызывал дикую неприязнь у людей трусоватых и подлых.

      Гайдара считали своим близким другом писатели Рувим Фраерман и Константин Паустовский.

      Это Фраерману писал Гайдар: