Скачать книгу

внутрь этого помещения, а после выкрасили одной краской и то, и другое.

      Сам нобелевский лауреат находился посреди своей операционной, у станины напичканного электроникой нейрохирургического стола, совмещённого с трубой ядерно-магнитно-резонансного томографа и десятком иных приборов. Пожилой гений от медицины напряжённо вглядывался в один из пятидесятидюймовых плазменных мониторов, укреплённых под потолком в непосредственной близости от хирургической зоны. Наконец что-то негромко звякнуло, и на экране высветился ряд столбцов с цифро-буквенными обозначениями.

      – Господин профессор! – один из ассистентов обернулся к седому учёному. – Синтез завершён успешно! Стабильность препарата девяносто девять и восемьдесят три сотых процента! Начинает падать, скорость распада полторы сотых процента в секунду!

      – Наполняйте инъекторы! – распорядился доктор Кугельштайн и склонил голову к лежащему на хирургическом столе немолодому абсолютно лысому человеку, бледную кожу головы которого покрывала сеть коротких шрамов. Накрытое стерильной медицинской простынёй рыхлое тело пациента непроизвольно подрагивало от сотрясавших его приступов боли, и по лицу больного скользили гримасы страдания.

      – Синтез прошёл практически идеально, в нашем распоряжении порядка восьмидесяти восьми секунд. Этого более чем достаточно! – Немецкий акцент профессора придавал его английскому немного отрывистые интонации, отчего казалось, что Кугельштайн говорит короткими рублеными фразами. – Вскоре вы сможете вздохнуть спокойно, мистер Лозинский! – Седовласый нейрохирург перевел взгляд на замерших в ожидании указаний анестезиологов и лаконично распорядился: – Начинаем. Подавайте хлороформ!

      Один из врачей аккуратным движением прижал к лицу пациента прозрачную дыхательную маску, тщательно следя за тем, чтобы исключить неплотное прилегание и одновременно не доставить дискомфорта столь важному ВИП-клиенту. Второй специалист уже регулировал подачу газовой смеси, ежесекундно сверяясь с кривой кардиограммы и показаниями дюжины других датчиков, густой сетью проводов опутывавших пациента. Взгляд Лозинского затуманился, и спустя пару секунд его глаза закрылись.

      – Пациент под наркозом! – сообщил анестезиолог, на всякий случай сверяясь с приборами.

      – Транспортёр! – коротко велел Кугельштайн.

      Ближайший ассистент утопил кнопку на приборной панели, и нейрохирургическое ложе с пациентом под тихое жужжание двигателей плавно скользнуло в трубу операционного стола. Толстая крышка захлопнулась, запечатывая его внутри, и несколько секунд автоматика проверяла внутреннюю атмосферу трубы на герметичность и стерильность. Мониторы системы контроля микроклимата вспыхнули разрешающими сигналами, и нобелевский лауреат кивнул помощникам:

      – Делайте надрезы! – Он сверился с центральным экраном: – У вас есть тридцать восемь секунд!

      Замершие у интерфейсов автоматической операционной нейрохирурги немедленно принялись за дело, вращая верньеры тонкой подстройки оборудования и манипулируя джойстиками. Внутри операционной трубы к голове пациента протянулись семнадцать тонких манипуляторов, снабжённых микрокамерами и лазерными скальпелями. Персонал клиники доктора Кугельштайна своё дело знал. Манипуляторы действовали вплотную друг к другу, но даже минимальная путаница и сутолока в их движениях была абсолютно исключена. Вскоре кожа на черепной коробке Лозинского была рассечена по старым шрамам, под которыми обнаружились миниатюрные платиновые заглушки, закупоривающие хирургические отверстия, что были высверлены в костных пластинах ещё девять месяцев назад. Манипуляторы с ювелирной точностью захватили заглушки, извлекли их из черепа и быстро разошлись в стороны, уступая место электронному инъектору. Целая корона из тускло поблёскивающих золотом игл приблизилась к голове пациента и замерла в ожидании завершения процесса прицеливания.

      – Надрезы произведены, заглушки извлечены, наведение игл и юстировка их осей с черепными отверстиями завершены успешно! – доложил старший ассистент.

      Доктор Кугельштайн молча направился к центральному операционному пульту и уселся в кресло.

      – Время? – поинтересовался он, кладя руки на джойстики управления инъектором.

      – Тридцать четыре секунды! – сообщил помощник. – Стабильность препарата девяносто девять и двадцать шесть сотых процента! Скорость распада увеличивается!

      – Я приступаю, – известил профессор, и его руки медленно сдвинули джойстики с нейтрального положения.

      Предстояла финальная, и самая сложная, стадия операции, требующая филигранного исполнения. Семнадцать игл должны одновременно войти в нужные части головного мозга пациента, каждая на свою, строго, до миллиметра, рассчитанную глубину, синхронно сделать инъекции и столь же синхронно покинуть мозг. Эту часть и без того тяжелейшей процедуры доктор Кугельштайн всегда проводил лично, не доверяя никому. Малейшая неточность в действиях может привести к летальному исходу, и полтора десятка секунд седой нобелевский лауреат представлял собой каменное изваяние. Даже опытный взгляд не сразу мог заметить шевеление его рук, сжимающих

Скачать книгу