Скачать книгу

перед неприятелем возникли бы непреодолимые трудности: он во вражеской стране, где все воюет с ним и спереди, и сзади, и вокруг, он не имеет никакой возможности ни освежить и пополнить свое войско, если в нем начнут свирепствовать болезни, ни укрыть где-либо раненых, он может лишь силой оружия добывать деньги и провиант; ему негде передохнуть и собраться с силами, у него нет достаточно ясного представления о местности, которое могло бы обезопасить его от засад и других случайностей, а в случае проигрыша битвы – никакой возможности спасти остатки разгромленной армии.

      Таким образом, есть достаточно примеров как в пользу одного, так и в пользу другого мнения. Сципион предпочел напасть на врага в его африканских владениях, вместо того чтобы защищать свои и оставаться у себя в Италии; это обеспечило ему успех17. И, наоборот, в этой же самой войне Ганнибал потерпел поражение из-за того, что отказался от завоевания чужой страны ради защиты своей. Судьба оказалась немилостива к афинянам, когда они оставили неприятеля на своей земле, а сами напали на Сицилию18; но к Агафоклу, царю Сиракузскому, она была благосклонна, хотя он тоже отправился походом в Африку, оставив неприятеля у себя дома19. Потому-то мы и говорим обычно не без основания, что и события и исход их, особенно на войне, большей частью зависят от судьбы, которая вовсе не намерена считаться с нашими соображениями и подчиняться нашей мудрости, как гласят следующие стихи:

      Et male consultis pretium est: prudentia fallax,

      Nec fortuna probat causas sequiturque merentes;

      Sed vaga per cunctos nullo descrimine fertur;

      Scilicet est aliud quod nos cogatque regatque

      Maius, et in proprias ducat mortalia leges[291].

      Но, в сущности, сами наши мнения и суждения точно так же, по-видимому, зависят от судьбы, и она придает даже им столь свойственные ей смутность и неуверенность. «Мы рассуждаем легкомысленно и смело, – говорит у Платона Тимей, – ибо как мы сами, так и рассуждения наши подвержены случайности».

      Глава XLVIII

      О боевых конях

      Вот и я стал грамматиком, я, который всегда изучал какой-либо язык только путем практического навыка, и до сих пор не знаю, что такое имя прилагательное, сослагательное наклонение или творительный падеж. Я от кого-то слышал, что у римлян были лошади, которых они называли funales или dextrarii1; они бежали справа от всадника в качестве запасных, чтобы в случае нужды можно было использовать их свежие силы. Потому-то мы и называем destriers добавочных лошадей. А те, кто пользуется романским, обычно говорят adestrer вместо accompaignier. Римляне называли также desultorii equi лошадей, обученных таким образом, что когда они бежали во весь опор попарно, бок о бок, без седла и уздечки, римские всадники в полном вооружении могли во время езды перепрыгивать с одной на другую. Нумидийские воины всегда имели под рукой вторую лошадь, чтобы воспользоваться ею в самом пылу схватки: Quibus, desultorum in modum, binos trahentibus equos, inter acerrimam saepe pugnam in recentem equllm ex fesso armatis transsultare mos erat: tanta velocitas ipsis, tamque docile equorum genus[292].

      Существуют

Скачать книгу


<p>291</p>

И на долю неблагоразумия выпадает успех: благоразумие часто обманывает, и Фортуна, мало разбираясь в заслугах, не всегда благоприятствует правому делу. Непостоянная, она переходит от одного к другому, не делая никакого различия. Стало быть, есть над нами высшая власть, которая вершит дела смертных, руководствуясь собственными законами20 (лат.).

<p>292</p>

У них в обычае, подобно цирковым наездникам, иметь при себе запасного коня, и часто в разгаре битвы они, вооруженные, перепрыгивают с усталой лошади на свежую – такова их ловкость, и так послушлива порода их лошадей2 (лат.).