А. С. Пушкин - Максим Горький

Скачать книгу

ное им предшественниками, причём эти обобщения могли быть и бессознательны, то есть могли почерпаться не из книг, а из быта, уже растворившего в себе собранный в книге опыт.

      (Спросить – понятно ли.)

      Личные особенности психики каждого крупного поэта и писателя этим указанием не отрицаются: они налицо пред нами в каждом данном случае: Пушкин шире, умнее, талантливее Жуковского – он талантливее именно потому, что шире, он умнее и талантливее именно потому, что насыщен большим количеством знаний, он мастер стиха, превосходящий в технике своих предшественников, но он таков именно потому, что у него были предшественники, отработавшие технику, каждый на свой лад, а Пушкин – мог и сумел объединить в себе всю её новизну и гибкость.

      Предшественники и современники Пушкина – Жуковский, Нелединский-Мелецкий, Веневитинов, Катенин, И. Пушкин – его дядя, – кн. Вяземский, кн. Одоевский и целый ряд других поэтов – часто писали стихи, по форме почти равные стихам Пушкина. Но все эти писатели были, так сказать, «любителями поэзии», они старались писать изящно, как французы, поэзия для них была приятной светской забавой; они писали главным образом послания друг ко другу, слащавые любезности в альбомах светских дам; редко кто-нибудь из них возвышался до небольшой поэмы в романтическом тоне – на сюжет о безнадёжной любви или о тленности всего земного. Единственным писателем, который касался тем социальных, был Рылеев, декабрист, впоследствии повешенный.

      Отметим здесь тот факт, что в рядах декабристов было несколько поэтов. Каховский – тоже повешенный, Кюхельбекер и Одоевский, сосланные в Сибирь, Пущин, Бестужевы – всё это близкие друзья Пушкина, который, как известно, только благодаря случаю – отсутствию из Петербурга – не принял участия в декабрьских событиях, а впоследствии, на вопрос Николая – с кем он был бы 14 декабря? – ответил: «С моими друзьями, ваше величество!»

      …В стране экономически отсталой и не успевшей принять классовую организацию, в стране, где правительство всячески старалось уединиться от народа и общества и, заботясь о своём самосохранении, о развитии своих сил, развивало только бюрократический административный аппарат, который душил всех с одинаковым усердием, – в этой стране все должны были объединяться на почве оппозиции правительству и политические вопросы просачивались в душу человека извне даже тогда, когда сам он не хотел этого.

      Тем более подчинялись политике литераторы как люди широких обобщений, как наиболее чутко воспринимающий, объективно мыслящий мозг – вот причина, почему русская литература вплоть до наших дней стояла в теснейшей связи с революционными течениями.

      И здесь же мы находим объяснение тому факту, что русский литератор – как было сказано – в своих образах и обобщениях шире и объективнее литератора западного, ибо, даже будучи по основам психики своей человеком классовым, он был понуждаем возвышаться над узкими задачами своего класса, был принужден заботиться не столько о выработке классовой идеологии, сколько о борьбе против идей и действий правительства, одинаково враждебных всем классам.

      Необходимо было создать что-то, что объединило бы всю массу общества, необходима была борьба с идеологией бюрократ[ии] и царей, – нужно было выдвинуть против понятия «народность» иное понятие, а для того, чтоб выработать его, требовалось внимательное изучение народа.

      Просмотрим это положение на примере Пушкина.

      Он – дворянин, он обладает предрассудками аристократа, гордящегося древностью своего имени.

      Когда Булгарин, лакей правительства и доносчик, упрекнул Пушкина в том, что предок его со стороны матери, негр Ганнибал, был куплен Петром в Голландии за бутылку водки, Пушкин ответил:

      [……………………

      Под гербовой моей печатью

      Я свиток грамот схоронил,

      И, не якшаясь с новой знатью,

      Я крови спесь угомонил.

      Я неизвестный стихотворец,

      Я Пушкин просто – не Мусин,

      Я сам большой, не царедворец:

      Я грамотей, я мещанин.

      Р[ost] S[criptum]

      Видок Фиглярин, сидя дома,

      Решил, что дед мой Ганнибал

      Был куплен за бутылку рома

      И в руки шкиперу попал.

      Сей шкипер был тот шкипер славный,

      Кем наша двигнулась земля,

      Кто придал мощно бег державный

      Корме родного корабля.

      Сей шкипер деду был доступен,

      И сходно купленный арап

      Возрос усерден, неподкупен,

      Царю наперсник, а не раб.

      И был отец он Ганнибала,

      Пред кем, средь гибельных пучин,

      Громада кораблей вспылала

      И пал впервые Наварин.

      …………………

«Моя родословная…»]

      Здесь звучит нечто новое по тем временам – именно: звучит уверенность человека в его праве «чтить самого себя» не только по заслугам предков,

Скачать книгу