Скачать книгу

себя как настоящих «алжирцев» (в отличие от арабов, «которым место в Аравии»), или некую «неолатинскую расу», идея которой, взращенная церковниками, реакционными политиками, антисемитами, арабофобами и, наконец, авторами «L'Afrique Latine» (журнал, издававшийся в Алжире и популярный до Первой мировой войны), странным образом совмещалась у представителей этой новой расы с бьющим через край французским патриотизмом великодержавного свойства. Тем самым, носителей которого позже стали называть «ультра».

      Помимо парижской и местной прессы правого толка, щедрой на изображение пугающей картины «мира туземцев» и влиявшей на воспитание умов алжирских европейцев, делали свое дело произведения второсортных, но имевших изрядную читательскую аудиторию французских писателей, создавших жанр «колониального романа», процветавший в первом десятилетии прошлого века и несколько утративший героико-национальный пафос в послевоенные 1920-е годы. Тем не менее певец «латинского духа» Луи Бертран активно продолжал вести свою агитацию художественным словом, а Пьер Бенуа, мастер любовно-авантюрных романов с колониальной экзотикой («Атлантида», «Дорога гигантов», «Хозяйка ливанского замка», «Полуночное солнце»), перед Второй мировой войной стал склоняться к фашизму, импонировавшему определенной и немалой части европейского населения Алжира. Имел хождение и термин «algérianisme», введенный в 1911 г. беллетристом Робером Рандо (Арно), который восхищался алжирским чудом, якобы превзошедшим римские деяния, благодаря которому «imperium» неолатинского народа «станет править миром»[56].

      С декабря 1900 г. совокупность трех алжирских департаментов получила гражданскую правосубъектность, что придало им характер административной автономии и, строго говоря, противоречило расхожему мнению о том, что «Алжир – продолжение Франции». По ряду вопросов префекты и другие чиновники напрямую подчинялись парижским министерствам и ведомствам. Однако институт генерал-губернаторства представлял собой центральную исполнительную власть в масштабах всего Алжира. Идея его ассимиляции уступила место концепции «rattachement», т. е. «присоединения» к метрополии, а позже заменена идеей «ассоциации». Поэтому тезис «Алжир – это Франция», вытекающий из текста французской конституции 1848 г., и представление о том, что «Алжир – наша родина», а в Париже «нас не понимают», свободно уживались в умах алжирских европейцев. На практике квазиавтономия Алжира означала всевластие верхушки поселенческой колонии, ревностно охранявшей свои привилегии, выступая против ассимиляции алжирцев-мусульман, общее количество которых в 1914 г. превысило 4,5 млн и на 92 % состояло из сельских жителей. Их перемещению в города препятствовали, помимо всего прочего, местные законы, ограничивавшие внутреннюю миграцию мусульманского населения, в том числе между департаментами («Туземный кодекс»)[57].

      Урбанизация в Алжире вплоть до второй трети XX века «высасывала» из деревни в основном европейцев. В 1872 г. около 40 % европейского населения

Скачать книгу


<p>56</p>

Ganiage J. Histoire contemporaine du Maghreb de 1830 à nos jours. Avec la collaboration de J. Martin. Paris: Fayard. 1994, р. 242.

<p>57</p>

Введен в 1881 г., поэтапно отменен к 1927 г.