Скачать книгу

в то время как более 80 % владельцев крепостных относились к мелкопоместным (или даже беспоместным) дворянам[22]. Большинство таких помещиков не имели возможности нанять управляющего, заводить подробные архивы или (если они только не находились на службе) проживать вдали от своих имений. Таким образом, мы не можем напрямую сопоставить историю семьи и хозяйства Чихачёвых, их родных и знакомых, с тем, что описывается в существующей на данный момент научной литературе о крепостном строе и дворянстве: в этих работах речь идет о совсем других людях и других отношениях. Данная книга рассматривает схожие вопросы развития крепостнического хозяйства и в особенности поместного дворянства, но в отличие от предшествующих работ делает это с точки зрения до сих пор практически неизученной (и как будто бы вовсе никогда не существовавшей) прослойки консервативного среднепоместного дворянства, населявшего российскую провинцию.

      С точки зрения общеевропейской модели развития элит в XIX веке не приходится удивляться консервативности мировоззрения привилегированного, но не особенно богатого землевладельческого класса: их благосостояние было основано на поддержании status quo. Кроме того, судя по той же модели, на протяжении всего XIX столетия влияние привилегированных классов и групп среднего достатка должно было постоянно увеличиваться. Однако в России консервативно настроенное среднепоместное дворянство никогда не оказывало существенного давления на правительство или общественное мнение, и, когда мы читаем историческую литературу, создается впечатление, что оно практически сошло со сцены через некоторое время после освобождения крепостных в 1861 году, постепенно слившись с другими группами населения. Многие из них вошли в число людей свободных профессий, которых в конце XIX века становилось все больше; другие обеднели и, несмотря на свой более высокий с правовой точки зрения статус, жили приблизительно так же, как горожане или даже крестьяне[23]. Главной заслугой провинциального дворянства перед русской культурой стало то, что его жизнь послужила материалом для комических зарисовок Николая Гоголя, Антона Чехова и других писателей[24].

      Однако историки все чаще задумываются о том, что кажущееся отсутствие средне- и мелкопоместного дворянства в исследованиях, посвященных Российской империи, требует объяснения. Почему эта часть дворянства не превратилась во влиятельную консервативную опору трона, почему не стала противовесом для крайних позиций – радикального социализма интеллигенции и безоглядного материализма и гедонизма аристократической элиты – или не попыталась смягчить их?[25]

      Эта книга существенно обогащает фактографию и расширяет наши представления о российском дворянстве, рассматривая повседневную жизнь, семейные отношения, ценности и идеи одной конкретной семьи дворян среднего достатка, а также жизнь их крепостной деревни,

Скачать книгу


<p>22</p>

Тройницкий А. Г. Крепостное население в России по 10‐й народной переписи. СПб., 1861. С. 67; Шепукова Н. М. Об изменении размеров душевладения помещиков Европейской России в первой четверти XVIII – первой четверти XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 г. Вильнюс, 1964. С. 388–419, 393. См. также: Blum J. Lord and Peasant in Russia: From the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton: Princeton University Press, 1971.

<p>23</p>

Процесс постепенного обеднения дворян продолжался несколько веков. Esper T. The Odnodvortsy and the Russian Nobility // Slavonic and East European Review. 1967. Vol. 45. № 104 (Jan.). P. 124–134. Согласно докладу благотворительного Московского тюремного комитета за 1851 год, из 2227 нищих, арестованных в городе за этот год, тридцать семь мужчин и восемнадцать женщин принадлежали к дворянскому сословию. См.: Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 123. Оп. 2. Д. 606. Л. 12.

<p>24</p>

Государственному деятелю Сергею Витте провинциальное дворянство в период после освобождения крестьян представлялось бесполезным из‐за безынициативности и отсутствия амбиций: Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. Об образе провинции в произведениях Гоголя и его огромном влиянии на представления о подлинной провинциальной жизни см.: Lounsbery A. «No, this is not the provinces!»: Provincialism, Authenticity, and Russianness in Gogol’s Day // RR. 2005. Vol. 64 (April). Р. 259–280.

<p>25</p>

Об отсутствии в России среднего класса, подобного западному, см.: Gleason A. The Terms of Russian Social History // Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia / Ed. E. W. Clowes, S. D. Kassow, J. L. West. Princeton: Princeton University Press, 1991. Р. 15–27; Russia’s Missing Middle Class: The Professions in Russian History / Ed. H. D. Balzer. Armonk, N. Y.: M. E. Sharpe, 1996; Raeff M. Imperial Russia, 1682–1825: The Coming of Age of Modern Russia. N. Y.: Knopf, 1971. Р. 122; Wirtschafter E. K. Social Identity in Imperial Russia. DeKalb: Northern Illinois University Press, 1997. Недавно вышедшие исследования, расширяющие наши представления о группах населения, принадлежавших к среднему классу, включают: Marrese. Woman’s Kingdom; Cavender. Nests of the Gentry; Glagoleva. Dream and Reality; Smith A. K. Recipes for Russia: Food and Nationhood under the Tsars. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2008; Kelly C. Refining Russia: Advice Literature, Polite Culture, and Gender from Catherine to Yeltsin. Oxford: Oxford University Press, 2001; Evtukhov C. A. O. Karelin and Provincial Bourgeois Photography // Picturing Russia: Explorations in Visual Culture. Eds V. Kivelson, J. Neuberger. New Haven: Yale University Press, 2008. P. 113–117.