LITMIR.BIZ

Скачать книгу

авно, еще в самом начале моей литературной жизни, сочинила я, покорная духу времени, революционное стихотворение «Пчелки». Там было все, что полагалось для свержения царизма: и «красное знамя свободы», и «Мы ждем, не пробьет ли тревога, не стукнет ли жданный сигнал у порога…», и прочие молнии революционной грозы.

      Кто-то послал это стихотворение в Женеву, и оно было напечатано в большевистском журнале.

      Впоследствии, в дни «полусвобод», я читала его с эстрады, причем распорядители-студенты уводили присутствовавшего для порядка полицейского в буфет и поили его водкой, пока я колебала устои. Тогда еще действовала цензура, и вне разрешенной программы ничего нельзя было читать.

      Вернувшийся в залу пристав, удивляясь чрезмерной возбужденности аудитории, спрашивал:

      – Что она там такое читала?

      – А вот только то, что в программе. «Моя любовь, как странный сон».

      – Чего же они, чудаки, так волнуются? Ведь это же ейная любовь, а не ихняя.

      Но в то время, с которого я начинаю свой рассказ, стихи эти я читала только в тесном писательском кружке.

      И вот мне говорят странную вещь:

      – Вы знаете, что Сологуб написал ваших «Пчелок»?

      – Как так?

      – Да так. Переделал по-своему и будет печатать.

      Я Сологуба еще не знала, но раз где-то мне его показывали.

      Это был человек, как я теперь понимаю, лет сорока, но тогда, вероятно, потому что я сама была очень молода, он мне показался старым. Даже не старым, а каким-то древним. Лицо у него было бледное, длинное, безбровое, около носа большая бородавка, жиденькая рыжеватая бородка словно оттягивала вниз худые щеки, тусклые, полузакрытые глаза. Всегда усталое, всегда скучающее лицо. Помню, в одном своем стихотворении он говорит:

      Сам я и беден и мал,

      Сам я смертельно устал…

      Вот эту смертельную усталость и выражало всегда его лицо. Иногда где-нибудь в гостях за столом он закрывал глаза и так, словно забыв их открыть, оставался несколько минут. Он никогда не смеялся.

      Такова была внешность Сологуба.

      Я попросила, чтобы нас познакомили.

      – Федор Кузьмич, вы, говорят, переделали на свой лад мои стихи.

      – Какие стихи?

      – «Пчелки».

      – Это ваши стихи?

      – Мои. Почему вы их забрали себе?

      – Да, я помню, какая-то дама читала эти стихи, мне понравилось, я и переделал их по-своему.

      – Эта дама – я. Слушайте, ведь это же нехорошо так – забрать себе чужую вещь.

      – Нехорошо тому, у кого берут, и недурно тому, кто берет.

      Я засмеялась.

      – Во всяком случае, мне очень лестно, что мои стихи вам понравились.

      – Ну вот видите. Значит, мы оба довольны.

      На этом дело и кончилось.

      Через несколько дней получила я от Сологуба приглашение непременно прийти к нему в субботу. Будут братья-писатели.

      Жил Сологуб на Васильевском острове в казенной квартирке городского училища, где был преподавателем и инспектором. Жил он с сестрой, плоскогрудой, чахоточной старой девой. Тихая она была и робкая, брата обожала и побаивалась, говорила о нем шепотом.

      Он рассказывал в своих стихах:

      Мы были праздничные дети,

      Сестра и я…

      Они были очень бедные, эти праздничные дети, мечтавшие, чтоб дали им «хоть пестрых раковинок из ручья». Печально и тускло протянули они трудные дни своей молодости. Чахоточная сестра, не получившая своей доли пестрых раковинок, уже догорала. Он сам изнывал от скучной учительской работы, писал урывками по ночам, всегда усталый от мальчишьего шума своих учеников.

      Печатался он у Нотовича в «Новостях», причем Нотович сурово правил его волшебные и мудрые сказочки.

      – Опять принес декадентскую ерунду.

      Платил гроши. Считал себя благодетелем.

      – Ну кто его вообще будет печатать? И кто будет читать!

      В сказочках говорилось о красоте и смерти.

      Очаровательна была сказочка о полевой лилии, которую потом без конца читали с эстрады. Сам Соломон во всей славе своей не превосходил ее пышностью. (Пересказываю, как помню.) Но капуста ее осуждала. Что это? Стоит голая! Вот я так оделась: сначала рубашку, на рубашку пряжку, на пряжку одежку, на одежку застежку, потом рубашку, на рубашку пряжку, на пряжку покрышку, не видать кочерыжку, тепло и прилично.

      О смерти рассказывается, как послал Бог ангела своего Степаниду Курносую отнять у матери ребенка. Мать плакала и не могла утешиться. Тогда ангел Божий Степанида Курносая стала ее утешать:

      – Ты не плачь.

      А мать ответила:

      – Ты свое дело сделала, отняла у меня ребенка. Теперь не мешай мне мое дело делать – плакать о нем.

      О смерти говорит и маленькая сказочка о волшебной палочке. Кому очень тяжело

Скачать книгу