LITMIR.BIZ

      (Полчаса спустя)

      – Товарищ народный комиссар, разрешите доложить! Комиссара Палисадникова доставить не удалось. В момент приезда спецгруппы он погиб – во время прогулки был застрелен. Убийцу схватить не удалось – стрелял издали, предположительно, из винтовки с оптическим прицелом.

      Да, ловко, ловко и умело кто-то зачищал все концы. Понять бы еще, кто…

      Едва народный комиссар подумал об этом, как раздался звонок правительственной «вертушки».

      Звонил самолично Лаврентий Павлович. И начал он сразу с «шени мама»5, что было дурным признаком, ибо в спокойном состоянии духа он не прибегал к грузинским ругательствам, ограничиваясь богатым арсеналом исконно русских.

      – Ты что ж это, мама дзагла, лезешь в давно закрытые дела? Заняться на новом посту нечем?

      «Откуда узнал, как?.. Должно быть, этот кабинет на прослушку поставил…»

      – Не понял, Лаврентий Павлович…

      – Все-то ты, мама дзагла6, прекрасно понял! Какого … в дело «невидимок» полез?! Только сел в кресло – и уже жопа чешется? Полно шпионов вокруг, а он, засранец, полез в исторические изыскания! Других, понимаешь, забот у него нет!..

      – Вас понял, товарищ… – («Как бишь там его теперь?») – Товарищ генеральный комиссар государственной безопасности7!

      – Ну и хорошо, что понял. А то, понимаешь ли, шени мама дзагла…

      В последних словах нарком услышал даже некоторую теплоту, теперь они как бы намекали на их с генеральным комиссаром землячество.8

      Всё. Гудки отбоя.

      – Что уши развесил?! – прикрикнул на адъютанта нарком.

      – Виноват, товарищ народный…

      – Свободен.

      – Есть!

      Когда за адъютантом закрылась дверь, нарком придвинул к себе огромную, как корыто, служащую именно для таких целей пепельницу и собственноручно спалил над ней и то анонимное письмо, и тонкую папочку с одним единственным листочком – личное дело этого самого старшего лейтенанта госбезопасности Слепченки, имя которого, – нарком в этом поклялся себе, – он больше никогда не вспомнит.

      Затем открыл форточку, чтобы проветрить кабинет от дыма и вони, а после того, как все это вылетело на февральский воздух, он, закрывая форточку, уже добросовестно не помнил, чт? унес вместе с собой этот дым.

      Не было ничего.