Скачать книгу

rel="nofollow" href="#n_170" type="note">[170] Чехов открывает и преподносит к концу XIX – началу XX века свершение драмы и трагедии как повседневности, как «скучную историю». Будучи существенно новым, такой подход встретил обильную критику. И. А. Бунин, например, считал, что хотя Чехов и велик как писатель, но сочинять пьесы он решительно не умеет, и в «Вишневом саде» кроме образа старого слуги Фирса, тысячу раз до того уже в разных вариациях представленного другими, вообще нет реальных, живых персонажей и коллизий.

      Но именно чеховская тенденция в дальнейшем укрепилась и расширилась, заметно потеснив шекспировскую, и Чехов давно уже признан мировым классиком драматургии. И вот, спустя уже почти столетие после написания Чеховым своих пьес, современный режиссер Анатолий Эфрос увещевает чересчур, на его взгляд, экзальтированно играющего актера вполне чеховскими словами: «Запомните: трагедия – всегда тихая»[171]. Позволю себе уточнить: она (трагедия) являет себя разнообразно – от шекспировского полюса до чеховского. Кроме того, не будем забывать, что речь не о точке нахождения героя, а о линии его движения (точнее – переплетении, сплетении линий). В этом плане Чехов, по преимуществу, – мастер отображения начинающейся, становящейся, таящейся («тихой») завязки. Шекспир – окончательной, неотвратимой («громкой») развязки.

      Взаимосвязь этих моментов можно проиллюстрировать, посмотрев с позиции культурно-исторической перспективы на те же пьесы А. П. Чехова, особенно если в мысленном эксперименте попытаться продолжить, представить судьбу персонажей за рамками сцены – тем более что мы хорошо знаем, что в дальнейшем случилось с прототипами этих персонажей, с так называемой «чеховской интеллигенцией», спустя полтора-два десятка лет после обсуждаемых театральных постановок. Заметим при этом – Чехов, на самом деле, не очень-то жаловал «чеховскую интеллигенцию», что видно из его художественных текстов, пьес, но особенно из публицистики. Он считал, что образованное общество не выполняет своей главной роли – подвижнического служения культуре и просвещению, расточая себя долгими обедами, пустыми разговорами и прожектами[172]. Это состояние упадка духа могло казаться современникам застывшим, «вечным», но на деле было движением, завязыванием, складыванием предпосылок величайших трагедий XX века, перед которыми меркнут любые сценические страсти. Не успевшие постареть, прототипы чеховских героев были ввергнуты в одночасье в войны, революции, гражданскую междоусобицу, стали жертвами большевистского террора, репрессий, концлагерей, и лишь немногие уцелели. Как эпитафия целому исчезнувшему строю звучат слова Александра Блока: «Затопили нас волны времен, и была наша участь мгновенна». Такова оказалась шекспировская развязка чеховской завязки[173].

      Возвращаясь к основной теме нашей книги, добавим, что случаи психологической патологии, аномального развития личности тоже являют драмы человеческой жизни со своими завязками и развязками – тихими и громкими, чеховскими

Скачать книгу


<p>171</p>

См.: Новая газета. 2018. № 78.

<p>172</p>

В конце параграфа мы, в другом контексте, вернемся к этим взглядам А. П. Чехова, остающимся актуальными и в наше время.

<p>173</p>

Для полноты отметим, что помимо духовного уныния и упадка в завязывании трагедии сыграл роль и противоположный перехлест тогдашней образованной публики: склонность к духовной прелести, воспарению, экстазу, мистике. И в том, и в другом уклонах исчезала, отсутствовала реальность, духовное трезвение, опора. У свидетеля того времени – философа Федора Степуна мы читаем: «На реальные запросы жизни передовая интеллигенция отвечала не твердыми решениями, а отвлеченными идеологиями и призрачными чаяниями. Социалисты чаяли „всемирную социальную революцию“, люди „нового религиозного сознания“ – оцерковление жизни, символисты – наступление теургического периода в искусстве, влюбленные – встречу с образом „вечной женственности“ на розовоперсной вечерней заре. Всюду царствовало одно и то же: беспочвенность, беспредметность, полет и бездна» (Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. Нью-Йорк, 1965. С. 321; см. также: Братусь Б. С. Психология. Нравственность. Культура. М., 1994).