LITMIR.BIZ

Скачать книгу

говорить пытаются. А еще склонилась, смотрит он: лицо старое. Милое-милое и старое. Старостью болезни? Старостью дум? Старое-старое. Мысль тогда крылом взмахнула: «Это потому, что близко».

      И еще взмахнула: «И я ведь старый уже…»

      Усмешка кривая.

      Тогда еще не ясно было. Оба смеялись. И смех свой, усталый уже, подхлестывали.

      Но когда Надя ласково прогнала спать зевающую тайате – лекарство, пожалуйста, приготовьте, а я сейчас, – змеи тогда вкруг стола зашипели.

      Не потому же ведь, что вдвоем остались брат с сестрой?

      Шипели змеи очарования. Тихое, насмешливое Надя говорила что? С пола змеи поднялись, ангелами стали. Слушал тихое. Что? Что? Отлетело испуганно-стыдящееся веселье несуразное. Счастье – не счастье. Горе – не горе; большое нечто, гудящее, слов не говорящее, облаком вкруг них стоит, вкруг их стола. И отвечал. И спрашивал. И слушал, слушал.

      «О чем же? О чем же мы вчера?..»

      И лицо ее склонялось часто. И вот отклонилась она, Надя. Испуганно выглядывает из ущелья скал одиночества. И тогда к ней он склоняется. Его лицо к ее лицу. Старое лицо! Старое лицо! Не старостью старое, но старое мечтами о любимом.

      – Обо мне?

      Убиваемый далекостью оркестр чуть слышен был. Молчали, кажется.

      – Это хорошо, что ты приехал. Скучно мне было.

      – Нет! Не Надя это. Не Надя. Не сестра.

      Говорила волхвованиями, говорила страстью неземною. Да так ли? Губки ее красные перед зубками прыгают. Не губки – уста, уста. Склонялись друг к другу лица незнакомые. Не знает брат сестры своей. Говорит что-то, но что-то иное, иное сказать хочет. И она тоже иное. И час ночной. И пора. Кто-то сказал:

      – Прощай.

      Кто-то еще сказал:

      – Прощай. До завтра.

      Кто-то сказал:

      – Ну, поцелуемся.

      Надя! Надя!

      И вот глаза открылись в день. Смешливая игра лучей на вещах незнаемой комнаты. Бежать! Умылся, оделся, убежал. Вот и камни улицы под ногами. Солнце-то! Солнце-то! И шел-бежал. И насвистывал. Радуется-хохочет Солнце. Не хочет оно быть вечным ныне.

      – Я юное.

      Хохочет-радуется; прогнало ночных.

      И бродил у моря. И видел больных, ползающих людей. И видел таких же, как он, праздных; и весело молчал про них.

      – Шалопаи!

      И было весело, так как ночные ушли в пропасть. Белые дома, чужие люди. А море синее-синее. И никто не сказал; ничто не сказало:

      – Лжешь.

      Весело было создавать monsieur Mironot. Пятью франками подкупленный слуга шестого этажа, спешно во что-то переодетый, бормоча исковерканные слова, был представлен madame Jolie и хохочущей Наде. Хохочущей смехом забвенным. И отпущен был monsieur Mironot к очередным своим делам.

      – Я его раз в день кикиморе показывать буду, минут на пять. Довольно с нее.

      Глаза Надины, слова Надины раздумчивые в душе веселой Виктора птицами, тоску глаголящими, летают-кружат.

      Вечернее очарование вчерашнее, сверканием солнца чужеземного далеко загнанное, вот перед вечером снова пришло-возвратилось, по-новому желанное. И оставались вдвоем. И чуялось нечто.

      Понуждаемый

Скачать книгу