Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века - Сборник Studia Europaea

Скачать книгу

href="#n_154" type="note">[154]). Это обстоятельство отличает казацкую старшину от российского дворянства, только незначительная часть которого изучала и знала латинский язык[155]. В письмах к сыновьям отцы очень часто подчеркивали необходимость изучения и немецкого, с указанием на желательное продолжение обучения в немецких университетах[156]. Вместе с тем французский язык становился очевидным признаком принадлежности к дворянскому сословию. Нами найден весьма примечательный каталог личной библиотеки судьи Погарского земского повета Степана Лашкевича, насчитывавшей более 300 томов, в котором значатся более восьми десятков книг на французском, латинском и немецком языках (грамматик, учебных пособий, философских произведений, романов)[157].

      В старшинских семьях было принято, чтобы приглашенные на праздник гости устраивали экзамен учившимся детям. Это явление, типичное для этой среды, неоднократно попадало на страницы произведений художественной литературы того времени, например романа Григория Квитки-Основьяненко «Пан Халявский»[158]. Казацкая старшина жаждала продемонстрировать родственникам и соседям достижения в воспитании своих чад. Такие «презентации», описанные в воспоминаниях и художественной литературе, свидетельствуют о том, что воспитательные идеалы этих людей были связаны с ценностями новогуманистического образования (принципами pietas litterata («просвещенного благочестия») и классической традицией), приобщением к античному наследию, овладением риторической культурой. Ярким проявлением этого процесса становились панегирики и декламации стихов с прославлением хозяина дома, с уверениями в том, что «дух искусства» взлетает «выше гор парнасских»[159]. Античная литература, ее образы и герои были неотъемлемой частью разных форм досуга семей казацкой старшины. Впрочем, иногда случалось, что в этих произведениях вместо имени древнегреческого бога Плутона случайно появлялся «дядя Платон»[160]. Однако такие «ошибки», «замены» и «подмены» демонстрируют, как именно на уровне повседневности протекали адаптационные процессы, привносившие в воспитательные практики казацкой старшины определенные новации, как переплетались элементы народной культуры и высокая ученость. В целом студенты коллегиумов и Киевской академии, плоть от плоти своих alma mater, несли в общество характерные для этих учебных заведений воспитательные цели и дидактические приемы.

      В воспоминаниях о детстве, проведенном в семьях казацкой старшины, авторы нередко упоминали о книгах для детского чтения (первенство, конечно, за «Приключениями Телемака»[161] и «Робинзоном Крузо»). В реестрах личных библиотек представителей казацкой старшины фиксируется немало книг по воспитанию детей. Показателен пример личной библиотеки упомянутого Степана Лашкевича, в которой значится немало детских книг[162]. Это переведенные на русский язык и опубликованные в те же годы «Детское училище» Лепренс де Бомон, арабские сказки

Скачать книгу

<p>155</p>

В этой связи очень интересен вывод Макса Окенфуса о том, что отношение к латинским классикам и к Цицерону является полезным инструментом для измерения степени и стиля вестернизации в начале Нового времени, которые были разными у казацкой старшины и духовенства украинских земель и русского дворянства и духовенства (Okenfuss M. J. The Rise and Fall of Latin Humanism in Early-Modern Russia: Pagan Authors, Ukrainians, and the Resiliency of Muscovy. Leiden; New York; Koln, 1995. Р. 239). Cледует отметить, что значительное украинское (малороссийское) культурное влияние на великорусское общество в XVIII веке неоднократно становилось объектом изучения исследователей, в том числе авторы затрагивали и образовательный, и церковный аспекты. Кроме названной работы Макса Окенфуса отметим еще несколько работ: Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914; Saunders D. The Ukrainian impact on Russian culture, 1750–1850. Edmonton, 1985.

<p>156</p>

Частная переписка Григория Андреевича Полетики (1750–1784 г.) // Киевская старина. 1893. № 6. С. 491–506, здесь с. 496.

<p>157</p>

Каталог бібліотеки бунчукового товариша С. І. Лашкевича (Інститут рукопису Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського. Ф. ІІ. Спр. 6781. Арк. 1–6). Степан Лашкевич не обладал значительными земельными владениями, но имел родственные связи с влиятельной казацкой старшиной Гетманщины.

<p>158</p>

Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Пан Халявський // Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1979. Т. 4: Прозові твори. С. 7–197, здесь с. 88.

<p>159</p>

Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Панна сотниковна // Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1979. Т. 4: Прозові твори. С. 291–320, здесь c. 304.

<p>160</p>

Тимковский И. Ф. Мое определение. С. 15.

<p>161</p>

Интересно, что в конце XVIII века этот роман Фенелона на русский язык перевел юный Федор Лубяновский, будущий сенатор, который родился на Полтавщине (перевод был опубликован в Москве в 1797–1800 годах).

<p>162</p>

Каталог бібліотеки бунчукового товариша С. І. Лашкевича (Інститут рукопису Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського. Ф. ІІ. Спр. 6781. Арк. 2–5).