LITMIR.BIZ

      Этот сказ про давешние времена. Тогда только-только деревушка наша обживалась. Ну, известное дело, на ту пору, чем лечились – травки всякие пользовали да лесной мёд. В баньке, конечно, парились. Так хворобу и изгоняли. На краешке деревни Марфина избушка стояла. Сам-то хозяин сробил[1] избу да Богу душу и отдал, надорванный он был. Марфа и осталась одна с детками, их семеро было. Подросли, как водится, оженились да замуж повыскакивали, осталась с Марфой дочка младшенькая, Машутка. Заневестилась и в положенный срок просватали её за местного, Антипом звали. Парень видный, работящий. Дети вскорости по избе затопотали. Так и жили себе потихоньку. Марфа толк в травах знала, к ней все тянулись, ежели что. Антип охотник знатный был, из лесу частенько медок таскал. Туески[2], опять же, хорошо мастерил. Да не попросту там, а узорчато, с думкой! Вот однажды осенью Марфа, как обычно, напоминает ему, что пора, мол, дорогой зятюшка за медком в лес. Тот ничего, собрался и пошёл, дело нужное. А как до мёда-то добирались? Найдут дупло, где пчёлки хорошились, дымком обкурят, одурманят летучий народец и в туесочек черпают сладкого лекарства. Антип не одну утайку медовую знал, брал-то не всё, а треть, а то и меньше. Чтоб, значит, пчёлок не обижать. И в этот раз добрался он до заветного места, только собрался огня запалить, вдруг слышит голос:

      – Посластиться разохотился, Антипушка?

      Оглянулся, а в кустах дедок стоит. Сам невысокий, кряжистый, а борода цвета солнышка, слышь-ка, почти до земли кучерявится. И в этой бороде пчёлки шебаршатся! Антип тут и смекнул, что к нему сам дедко Медовая Борода вышел. Заробел малость, но голос не потерял. Поклонился и ответствует:

      – По добру ли по здорову ли, дедушко?

      Тот со строги́нкой в глазах глянул:

      – На добром слове всё по-хорошему!

      И опять за своё:

      – По уму ли медок берёшь, Антип?

      – Дак треть себе, остальное пчёлкам, а где и четверть беру, чтоб без обиды.

      Дедок бороду погладил, кивнул.

      – Давно за тобой гляжу, знаю, не обижаешь лесной народ. Понапрасну не стрельнёшь, травку, ветку зряшно не ломишь. А по здорову ли Марфа?

      – Бог милует!

      Ну, поговорили так, Антип молчит, ожидаючи. А дедко нагнулся и поднял из травы туесок, на́больший[3] супротив Антипина.

      – Вот, – говорит, – подарочек от меня. На зиму до́лжно хватить.

      Антип опять же склонился в поясном поклоне. Разогнулся, а дедка, как и не было! А туесочек-то стоит. Сам сжелта[4], горит, что солнышко светит, и узор по нему цветочный да с пчёлочками. Мудрёно! Покачал головой Антип, подарок схватил да домой. Обсказал всё Марфе, а та улыбается:

      – Помнит меня, однако ж, Медовая Борода! Ты, Антип, никому не сказывай про то, что было.

      А среди внучат Марфы девчоночка росла на особинку. Сама не высокенькая, а волос с рыжинкой и глаза, слышь, жёлтеньким посверкивают. Чисто золото! Шустренька на ногу и к бабушке больно льнула. Да и Марфа выделяла её. То ленточку красну в косу ей подарит, то бусёшки выменяет, опять же красненькие. Ну, и прозвали Баской, а то проще, Бася[5]. По имени и не кликали уж! Бася да Бася.

      Эта девчушка и услыхала разговор о Медовой Бороде, и ну к Марфе приставать: «Обскажи, баушка[6], что да как!» Та споначалу отнекивалась, а внучка и так и этак ла́стится. Ладно, уж, слушай!

      Живёт по лесам Сибирским народец, что за тайгой-лесом присматривает. Кто, значит, за озёрами, кто за реками, а кто и за пчёлками. Медовая Борода как раз и есть пригляда за медовым богатством. Ежели сам он не покажется, то ни в жисть Скачать книгу