LITMIR.BIZ

      Она за снежной белою стеной,

      она за тихо гаснущей лампадой,

      она за волчьим воем под луной

      укрылась от меня.

      Наверно, надо

      мне было удержать её…

      но как?

      Тревожным жестом,

      словом

      или взглядом?

      И чародейский круг, и соломонов знак исходят криком:

      – Надо было!

      Надо!

      Не запевает кУмару[1] она,

      не ищет тирличА[2] под новолунье.

      Сказала лишь:

      – Тебе я не жена

      и не хочу, как прежде, быть колдуньей.

      И жёлтым глазом – глазом горбуна,

      украденным у осени в похмелье,

      холодный полдень смотрит.

      А она –

      монахиня в своей постылой келье.

      Пойду гулять во фраке по дворам

      с улыбкой безнадёжного изгоя,

      лишая осень смысла и покоя,

      совсем не «мудренея» по утрам.

      Ах, где вы, где вы, бесшабашные мои,

      дождём отполированные крыши?

      Я среди вас пока ещё не лишний,

      но здесь уже не свищут соловьи.

      Но здесь уже нет шелеста листвы,

      и паучок сгоревшею листвою

      не пролетит в октябрь из непокоя

      изгоем, пострадавшим от молвы.

      Первый снег, как древняя былина,

      пыль веков с небесного шатра.

      И лежалый запах нафталина

      наполняет улицы с утра.

      И, стесняясь древнего разгула,

      словно замарашка-сирота,

      во дворе тихонько промелькнула

      тень окоченевшего листа.

      Мне пишется нынче, да всё не о том:

      хвостом задевает сквозняк по щеке,

      листом уплывает октябрь по реке

      и пусто, как в пустоши, в доме пустом.

      А хочется, в общем-то, знать не о том,

      что было когда-то, что будет потом.

      А хочется помнить твой голос и взгляд,

      и слушать, и слышать:

      октябрь,

      листопад…

      Мне пишется нынче, да всё не про то:

      остался в безвременьи цирк шапито,

      а лес примерял золотое пальто,

      да так и остался нигде и никто.

      А хочется, в общем-то, знать не о том,

      что было когда-то, что будет потом.

      А хочется помнить твой голос и взгляд,

      и слушать, и слышать:

      октябрь,

      листопад…

      Мне пишется нынче, да как-то не так:

      охотник по следу пускает собак,

      а море, пропав в поднебесной черте,

      сливается с небом в своей чистоте.

      А хочется, в общем-то, знать не о том,

      что было когда-то, что будет потом.

      А хочется помнить твой голос и взгляд,

      и слушать, и слышать:

      октябрь,

      листопад…