Скачать книгу

указывают на границы дозволенного поведения, нарушение которых влечет за собой негативные для нарушителя последствия, а также предусматривают критерии социально полезного поведения, ожидаемого от участников гражданского оборота[246]. Речь идет о принципах неприкосновенности собственности (п. 1 ст. 1 ГК РФ), недопустимости злоупотребления правом (п. 1 ст. 10 ГК РФ), запрещения произвольного вмешательства кого-либо в частные дела (п. 1 ст. 1 ГК РФ), принципе добросовестности (п. 3 ст. 1 ГК РФ). Нормы, закрепляющие данные принципы[247], налагают на субъектов принципиальные обязанности, которые адресованы всем и каждому и обеспечивают охрану гражданского оборота. Такие нормы имеют прямое действие на территории Российской Федерации и применяются отечественными судами при разрешении конкретных споров[248].

      Здесь, однако, возникают определенные сложности, связанные с толкованием содержания принципов в правоприменительной деятельности. Такие сложности, безусловно, умаляют свойство определенности, которое должно быть присуще предусмотренному нормами права стандарту поведения, а потому затрудняют обеспечение соблюдения данного стандарта участниками гражданского оборота. Данный вывод хорошо иллюстрируется на примере принципа добросовестности[249]. В соответствии с п. 3, 4 ст. 1 ГК РФ добросовестность является обязательным признаком надлежащего поведения участника гражданского оборота, на которого возлагается принципиальная обязанность осуществлять субъективные права добросовестно[250], а также избегать извлечения преимуществ из недобросовестных действий. Однако содержание данной обязанности оказывается неопределенным, поскольку категория добросовестности не получила ни в цивилистике, ни в судебной практике однозначного толкования[251].

      Здесь уместно отметить, что на трудность установления для нужд гражданского права содержания добросовестного поведения немецкие ученые обратили внимание еще в XIX в. П. Эртманн, в частности, писал, что сущность этой категории можно понять чувствами, но не сформулировать рассудком[252]. Если выделить зерно в существующих на данный предмет взглядах в современной зарубежной цивилистике, то можно отметить преобладание той точки зрения, согласно которой добросовестное поведение есть обязанность субъекта, исполнение которой рассматривается в качестве критерия оценки правомерности его действий[253]. В качестве источника добросовестности зарубежные ученые видят идеологию[254] или религиозные представления[255], что влияет на понимание ими содержания добросовестного поведения. Например, немецкими учеными добрая совесть отождествляется с моральным стандартом, рассматривается как морально-правовой принцип, который означает честность, порядочность и тому подобные свойства человеческого поведения[256]. Понимание в немецкой цивилистике

Скачать книгу


<p>246</p>

С этой точки зрения заслуживающая внимания позиция А.Г. Братко, согласно которой функцией принципов права является указание на границы правомерного поведения, требует уточнения с учетом тех новых принципов права, которые были отражены в законодательстве в последние годы. См.: Братко А.Г. Запреты в советском праве / Под ред. проф. Н.И. Матузова. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1979. С. 13.

<p>247</p>

Более подробно об особенностях данных норм см.: Кузнецова О.А. Нормы-принципы российского гражданского права. М.: Статут, 2006.

<p>248</p>

См., например, Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 9 сентября 2011 г. по делу № А53-26703/2010 (СПС «КонсультантПлюс»).

<p>249</p>

В отечественное гражданское законодательство принцип добросовестности впервые был введен Федеральным законом от 30 декабря 2012 г. № 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». До этого момента предусматривалась лишь презумпция добросовестности (п. 3 ст. 10 ГК РФ в прежней редакции). Однако это не мешало судьям оценивать поведение сторон спора с точки зрения соблюдения ими принципа добросовестности. См., например, постановления Федерального арбитражного суда Московского округа от 14 декабря 2011 г. по делу № А40-83260/11-8-703; от 20 сентября 2012 г. по делу № А40-7547/11-86-22Б (СПС «КонсультантПлюс») и др.

<p>250</p>

Мысль о том, что «право развивается путем применения старых принципов к новым обстоятельствам», в полной мере справедлива и в отношении требования добросовестности, которое предъявлялось к поведению человека с древнейших времен. См.: Waddams S. Op. cit. P. 7. В римском праве, например, существовала презумпция того, что контрагент по договору действовал как «добрый муж», понятие которого охватывало, по замечанию Д.В. Дождева, поведение порядочного человека. См.: Графский В.Г. Право и мораль в истории: проблемы ценностного подхода // Государство и право. 1998. № 8. С.118. В случае возникновения подозрения в неосновательности предъявления иска ответчик имел право просить истца присягнуть, что он действовал добросовестно – iusiurandum calumniae. См.: Римское частное право: Учебник / Под ред. проф. И.Б. Новицкого и проф. И.С. Перетерского. М.: Юриспруденция, 1999. C. 77.

<p>251</p>

Видимо, поэтому еще на стадии обсуждения вопроса о возможности закрепления в Гражданском кодексе РФ принципа добросовестности в научной литературе одни ученые высказывали сомнения в том, что это позволит укрепить нравственные начала правового регулирования. См., например: Андреев В. Соответствует ли Концепция развития гражданского законодательства потребностям российского общества и государства // Хозяйство и право. 2010. № 4. С. 28. Другие ученые, напротив, полагали, что усилится воспитательное воздействие гражданского права на общественные отношения, будет иметь место стимулирование ответственного отношения к своей собственности. См.: Мамаев А.М. Социальные функции российского гражданского права // Научный вестник Уральской академии государственной службы: политология, экономика, социология, право. 2010. № 2 (11). С. 81–86.

<p>252</p>

См.: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. № 6. С. 58–59.

<p>253</p>

Обзор взглядов см.: Hesselink M. W. The Concept of Good Faith // Towards a European Civil Code /A.S. Hartkamp, E.H. Hondius, M.W. Hesselink, C.E. du Perron & M. Veldman, eds. The Hague, Boston & London: Kluwer Law International, 2004. P. 474.

<p>254</p>

См.: Hoecke M. Van. Law as Communication. – Oxford and Portland, Oregon: Hart Publishing, 2002. P. 51.

<p>255</p>

См.: Kohler J. Op. cit. P. 138–140, 144–147.

<p>256</p>

Более подробно см.: Hesselink M. W. Op. cit. P. 472–473.