LITMIR.BIZ

Скачать книгу

– прочитал он снова и, хмыкнув что-то неопределенное, прошел по припыленной жесткой тропке к небольшому загону с гостеприимно распахнутой дощатой дверью.

      Сам загон тоже был дощатый – сколочен по принципу забора, доска впритык к доске, дверь охранял плечистый господин с широкой челюстью, разрезанной глубокой поперечной ложбиной, других примет, на которые можно было бы обратить внимание, у господина не было, кроме, может быть, театрального чепрачка, спадающего сзади на шею.

      Чепрачок был связан из четырех десятков жидких курчавых волосков и перетянут цветной дамской резинкой.

      – Почем билет? – поинтересовался Широков.

      – Берем по штуке, – лениво отозвался чепрачок. – Собачьи бои – зрелище редкое.

      Широков достал из кармана зелененькую «штуку» – тысячерублевую бумажку и, не колеблясь, отдал чепрачку. Может быть, эти деньги пойдут на корм собакам – все польза будет животному миру… Очень хотелось, чтобы так оно и было.

      – Правильно поступил, камрад, – сказал чепрачок, – такого ты даже в Большом театре не увидишь. Не говоря уже о Малом.

      Однако! Широков не выдержал, усмехнулся: вона, в этой глуши даже незапатентованный чепрачок, который еще вчера был занюханным трактористом в каком-то малоразвитом среднеазиатском хозяйстве, где, кстати, работали и немцы (иначе откуда взяться слову «камрад»), знает, что есть Москва, а в ней – два театра, самых главных в стране, Большой и Малый. Впрочем, в стране уже бывшей, Советского Союза нет, успешно развалили…

      Чепрачок удивленно распахнул свои маленькие черные глаза – клиент, не задумываясь, выложил «штуку», а в загон зайти и занять место не торопится, медлит… А чего, спрашивается, медлит? Может, в этом кроется какая-нибудь подстава?

      Но какая подстава может грозить бизнесу бывшего колхозного тракториста? Ни один милиционер, даже самый злобный, к нему не придерется, не сможет просто – зацепиться будет не за что, ни одного сучка нет.

      – Чего не проходишь, камрад? – спросил чепрачок. Тон его голоса был не только удивленным, но и обиженным: ему показалось, что человек этот усомнился в подлинности собачьих боев, черные глаза-маслины у него сжались, становясь маленькими, словно две спелые ягоды-смородины.

      Широков молча прошел в загон.

      В деревянном загоне был сколочен еще один загон, меньше размером и ниже, с защитным заборчиком – как понял Широков, заборчик был сделан специально, чтобы какой-нибудь ополоумевший пес не мог вместо врага своего – другого пса, – броситься на зрителей.

      Народа в загоне набралось уже довольно много. Широков покачал головой: не думал, что столько бездельников вместо того, чтобы зарабатывать тугрики на реке, добывать рыбу, вязать неводы и обеспечивать свои семьи едой, могут сбиться в загоне, чтобы поглазеть на собачью кровь… Тьфу! Впрочем, тьфукай не тьфукай, он сам такой же, ничем не лучше возбужденно галдящих мужичков, столпившихся у защитного забора.

      Хотя все-таки не такой, как они – капитан-пограничник Широков отслужил свое, недавно вышел в штатские. Или в «штрюцкие», как когда-то любил выражаться писатель Куприн Александр Иванович. На границе в его отряд, называемый ныне просто отделом, пришел новый начальник и решил, что Широков ему не нужен – стар уже, дескать, остроту нюха потерял, так что пора переселяться на огородные грядки. Имелись и другие причины.

      Оформил Широков бумаги и переселился. Хотя огорода у него не было. Как и жены не было: Анечка Широкова погибла двадцать лет назад в Средней Азии, когда на заставу их налетел отряд ваххабитов. Хотели басурмане превратить заставу в яичницу, да только из затеи той ничего не вышло.

      Застава потеряла половину своего состава, но границу удержала и сама удержалась. В бою том неравном погибла и жена замбоя – заместителя начальника заставы по боевой части Олега Широкова.

      Вторую жену Широков себе не нашел – таких, как Анечка, на белом свете больше не было, – так и остался он холостякующим вдовцом.

      В уши назойливо полезли обрывки разговоров – в основном, на собачью тему, эмоциональные возгласы, всхлипывания, перешептывания, мат, ахи, чохи, бормотание под нос… «Цирк, и только, – невольно подумал Широков и отошел от заборчика, – не хватает лишь попугаев, играющих на дудках, крокодила, раскуривающего вонючую сигару, и говорящей лошади…»

      В загоне имелась и «артистическая» комната – совсем маленькая, прочная, с калиткой, запирающейся на деревянную вертушку. Около калитки этой стоял дюжий белобрысый мужик в засаленной теплой шляпке, едва державшейся на его макушке, и мял в здоровенных конопатых руках кожаный поводок.

      На поводке сидел, чуть сгорбившись, крупный, с недоумевающей физиономией и растерянными глазами пес, – как определил Широков, овчарочьей породы, но не чистой, – являл собою смесь среднеазиатской овчарки с овчаркой русской. И с теми и с другими Широкову доводилось иметь на границе дело. Собаки умные, послушные, в отличие от «двортерьеров» и комнатных шавок никогда не оставляющие своего хозяина в беде.

      Масть у пса была сложной, двухцветной: низ волоса

Скачать книгу