LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      Часть первая

      Тянь-Шань

      На солнце звонок чистый голос ветра,

      И чересчур, похоже, ветер меток.

      Пролог

      Жар в костях, и в песках изнеможенье. В означенное время появляется звезда. Она смеясь, на нас летит. Ура! Мы кончились! Ан нет. Жар в костях, и в песках изнеможенье. И никакой звезды, хоть самой хилой. Жизнь идёт тайной тупостью, застревая в зубах и под ногтями, идёт горько-соленая, то и дело выворачиваясь наизнанку. Неожиданно понятная или ни в какую необъяснимая, идет, идет, и хлоп – железный сумрак цивилизации накрыл рыбку-обывателя. Я тут. Тут я. Ан нет.

      Жар в костях, и в песках изнеможенье.

      Экспедиция

      Впервые в Алма-Ате. Я иду с рюкзаком за спиной по солнечному спящему городу. Широкая бесконечная улица прямо от вокзала в сторону едва видимых вершин. Я иду так, как будто это не город, а вся земля медленно поворачивается под ногами. Нет никаких людей – и быть не может. Нет никаких машин – и быть не может. Есть я и Земля, над нами Солнце, и где-то впереди – Горы. Потом, потом я увижу всё это сверху, с трех тысяч метров высоты. Земля окажется действительно круглой, как говорили физики, но концы её загибаются не вниз, а вверх, то есть, очевидно, люди живут не снаружи шара, а в его внутренности. Отсюда постоянное припоминание о настоящей жизни, отображением которой по формуле 1/z наша действительность и является. Ну что ж, внутренность так внутренность. Надо только время от времени делать на это поправку, иначе ошибка восприятия становится просто чудовищной.

      Всё, что я увижу в экспедиции, в чем буду принимать участие, окажется точно таким скукоживанием работы людей, здесь живших лет за пятнадцать до меня, с каким уже сталкивалась после МГУ – никто ничего не делал, хотя до меня там люди трудились с огромным энтузиазмом.

      Вот это и было настоящим счастьем, потому что, не имея никаких обязанностей, можно было заниматься собой. Общество освобождало людей от своего присутствия, и люди поступали каждый по-своему: одни спивались, другие шли в диссиденты и боролись за то, чтобы общество вмешалось в их жизнь, заставив их или умирать с голоду, или работать до изнеможения. Аминь. Люди всегда борются за то, чтоб им хуже жилось.

      Итак, Алма-Ата. Сначала база, то есть перевалочный пункт в городе. Я приехала сюда в день, когда раз в неделю, обычно по понедельникам, машина с базы увозила всех наверх. Рядом со мной двое рабочих. У одного в авоське газеты столбиками и некоторый бесформенный пакет. У второго сумка непрозрачная. Их разговор, образный, ёмкий, почти без мата, полностью мне недоступен. Все слова знакомы, но связь между любыми двумя неуловима. Я слушаю, как песню на незнакомом языке, открыв рот, но для приличия отвернувшись. Интересно, овладею ли я этим языком когда-нибудь? Наконец, грузимся и едем.

      Сначала едем по улицам. Город, не похожий на те, что видела прежде. Он просторен. Нет муравейников, слепленных из домов, нет муравейников, слепленных из машин. Этот город не для муравьёв.

      И вот мы из него выехали. Медленно поднимаемся по тополиной аллее прямо к горам. Цветет урюк. После черного снега Москвы – инопланетное чудо. Аллея прямо, не дрогнув, летит к линии гор, от этого возникает чувство надежной бесконечности, будто мы не в горы едем, а возносимся к вершине свободы.

      Вот и началось. Слева река, мы в ущелье. Скалы вокруг, впереди ёлки. Но не ёлки, а ели: чинными девушками собираются вдали в кружок, в стаю, в цепь. Газик прыгает от моста к мосту. Река то слева, то справа – ревёт вот уже баритоном – тише, тише, и снег – свет. Белого всё больше, и вот весне конец. Снег и туман. В разрывах густого тумана, в надрывном гуденье мотора в белые снежные ноздри уткнётся машина, но нет. В последний момент извернётся – останемся целы, и выше, и выше вперёд.