LITMIR.BIZ

Скачать книгу

о необходимости их совместной публикации, его письма «дают нам услышать другой голос автора, другой регистр его речи и его чувств. Эмоциональное сочувствие, человеческое тепло – все то, чему практически нет места на страницах дневников, – в полной мере проявляется именно в письмах»[1]. Не зря в июне 1943 г. он пишет сестре: «…мой дневник, начатый мною 28^го августа 1939^го г., и упорно, изо дня в день, с тех пор продолжаемый, отступает на второй план перед моими письмами к тебе, и я в него гораздо меньше вкладываю “своего”, личного, чем в эти письма».

      Есть в книге и совсем новый материал – литературные опыты Г. Эфрона, его стихотворные и прозаические тексты, большинство из которых публикуются впервые. Уже в 1995 году, когда были изданы его письма, Е.Б. Коркина в предисловии констатировала: «…полагаю, что мы имеем право говорить об открытии неизвестного писателя»[2]. Теперь все тексты этого неизвестного писателя становятся доступны. Его литературные опыты в избытке показывают читателю те эмоции, в отсутствии которых не раз упрекали молодого человека после первой публикации дневниковых записей. Можно понять, какие чувства и мечты им владели – и каких не было или он совершенно не готов был их запечатлеть. Доминанты его стихов и прозы на лицо: это мечта о великой любви и о прекрасной подруге, тоска по Парижу – городу его детства, критический, а порой – саркастический взгляд на окружающих, сомнение в главных жизненных ценностях и желание все же их утвердить.

      Поэтическая записная книжка «Проба пера» вполне соответствует своему названию, но ведь многие в юности сочиняли подобные стихи, первые же стихотворные опыты, тем не менее, добавляют значимую информацию к нашим представлениям об авторе. Как и в дневнике, в стихах Г. Эфрона чередуются русская и французская речь, порождая порой макаронические русско-французские вирши. И подобно тому, как в дневнике газетные и радиоштампы СССР конца 1930-х годов перемежаются школьным французским жаргоном, так и в стихах пропагандистские формулы военного времени уживаются бок о бок с поисками красоты, пришедшими из текстов Готье, Малларме и Рембо, колониальной экзотикой и подростковыми мечтами о любви.

      Из стихов и прозы Г. Эфрона понятно, что жизненной опорой ему в сложнейшие годы служат не только книги, о которых он постоянно говорит в дневниках, но и Париж, воспоминания о нем. Не случайно «Проба пера» ему посвящена: этот город стал не просто местом действия, а, скорее, главной темой восьми из тридцати восьми стихотворений в этой тетради. Обращает на себя внимание женский род, в котором иногда пишет и думает Мур о французской столице: «Paris! Ville inoubliable, amie et tant aimée»[3] (10 мая 1941). Как в самом французском языке, который допускает для Парижа и женский род (чаще в литературе), и мужской (в разговорной речи), у него эти образы чередуются:

      Париж для него – город-друг:

      Я помню тебя неизменно,

      Ты часто со мной говоришь, —

      Мой город и друг незабвенный,

      Мой старый товарищ, – Париж.

«О городе-друге»

      И город-сестра:

      Так не плачь же, родная сестрица,

      Не тужи, закаляйся в бою!

«Столица»

      Но главное, этот город для него – символ счастья, утраченного счастья из воспоминаний. Вот дневниковое рассуждение времен поездки в подмосковные Пески в июле 1941 года, проходящее на фоне детских эгоистических забот: «Боюсь, как бы имя “Валя” не стало звучать для меня подобно слову “Париж”. Воспоминания! Они подобны угрызениям совести – вот что ужасно. Для меня в воспоминаниях всегда звучат угрызения, всегда упрек. Я боюсь, что Валя, живая и реальная девушка, может замениться в моем представлении застывшим образом, неопределенным воспоминанием, о котором я буду жалеть. Я ведь хорошо знаю, что каждая неудача, каждый промах, каждая смена декораций делают меня все большим эгоистом. Я боюсь будущих сожалений, боюсь меланхолии, воспоминаний. Все эти чувства мне не подходят, не вяжутся с моим возрастом и взглядами, но они есть и сильно меня мучают».

      Еще одна черта сборника «Проба пера»: на его страницах, в отличие от дневников и писем Мура, мы видим, что он наделен чувством юмора. Читателю стоит обратить внимание на «Грустную сказку» – о том, как Иван-королевич и Семен-королевич спровадили папашу с мамашей на поиски жар-птицы, остановиться на французском «Меконге», хотя бы и в переводе:

      Да здравствует

      Вермут с ликером!

      И ну его, этот Меконг.

      Кроме стихов, которых, как сообщает Г. Эфрон в мае 1943 года, он с 1942-го не писал, от того периода его жизни сохранился перечень любимых цитат, которые он собрал в особую тетрадку, названную «Diverses Quintessences de l’esprit moderne. XIX–XX siècles. Anthologie de citations» (Разнообразные квинтэссенции современного духа. XIX–XX век. Антология цитат). Если полный список его чтения в 1940–1942 годах можно выстроить на основе дневниковых записей, то эти цитаты – его выбор, идея, за воплощение которой он берется осенью 1941 года, в поезде, везущем его в эвакуацию в Ташкент. В ноябре 1941 года он записывает: «Составляю сборник лучших стихов главных поэтов

Скачать книгу