ТОП просматриваемых книг сайта:
Посолонь или Мой опыт месяцеслова. Владимир Игоревич Морозов
Читать онлайн.Название Посолонь или Мой опыт месяцеслова
Год выпуска 2010
isbn
Автор произведения Владимир Игоревич Морозов
Жанр Природа и животные
Издательство ЛитРес: Самиздат
Но даже «правильно» посеянный горох не удастся без особого посыльного слова. При посеве приговаривали, например: «Сею, сею горох, / Рассеваю горох! / Уродися, горох, / В огороде не плох! / И крупён, и бел – / На потеху всем, / И сам тридесят – / Для малых ребят»! Или: «Тох-тох-торорох, / Зародися, горох! / На каждом месте – / Пудов по двести, / На каждом кусточке – / Всем по мешочку». А то и просто: «Сею, сею горох! / Уродится не плох, / Бел и хорош – / Крупён и пригож»!
10 мая день апостола и священномученика Симеона, сродника Господня – сына младшего брата Иосифа. В народе – Семён Ранопашец. Известное дело, святой Боже пахать не поможет, потому не ленись с плужком – будешь с пирожком. Да только ранняя пахота – дело рисковое. Рекомендуют Месяцесловы: пахать пора, когда гром гремит, лес в листву одевается, жаворонок поёт, а лягушки в лужах квакать начинают.
Гроза погремела, попугала и покатила дальше на запад. Остатки туч уплывали следом, открыв солнце. Косые нити дождя в его лучах казались стеклянным занавесом и едва рябили поверхность свеженалитых луж на дороге. Капли были волшебными ключами для истомившейся земли и, там, где падала каждая из них, отворялась земная теснина, и на свет появлялся зелёный росток. И если перед грозой луг был рыжевато-серым, с полосами зимней грязи, то солнце, выглянув в разрывах туч, увидело его совершенно зелёным.
В дальнем конце луговины, у самого леса, перед стайкой серых невзрачных осинок, фейерверком вспыхнул вдруг радужный столб. Вскинулся над тёмным ельником и затерялся в пелене уходящего дождя. Гроза ещё ворочала лиловой стынью туч, ещё совсем недалеко, прямо подле радуги, воркотал гром и шугали зверьё молнии. И, очевидно, благодаря этой материнской близости, радуга жила.
Я стоял под шатром еловых ветвей и наблюдал, как от каждого близкого высверка радужная дуга вздрагивала, словно бы вздыхая в испуге. Полосы её тогда расширялись на миг, плавно перетекая одна в другую, словно на экране телевизора. Молнии полосовали небо одна за другой и радуга, повинуясь, беспрерывно дышала, преливаясь и пульсируя. Тут бы надо было идти мне к этим осинкам, да и рыть там землю, ведь, как уверяют знающие люди, радуга-дуга всегда упирается своими концами в зарытые когда-то сокровища. Да не пошёл. Не мной оставлено, не мне и брать. Так и стоял, дымил сигареткой, наблюдая, как расправляются новорожденные травинки.
Дальше уползала гроза, глуше ворчал гром, реже всплескивали молнии. Бледнели и краски радуги, пока, наконец, совсем не погасли. И лишь осинки в конце луговины долго ещё светились красновато-жёлтым мягким светом.
Кстати, о лягушках. По поверьям русских крестьян, лягушки – это бывшие люди, затопленные всемирным потопом. У них, как и у людей, по пяти пальцев на руках и ногах – четыре долгих и один коротенький. Придёт время, и они