LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      1

      Рождество Христово.

      В детстве мне как будто виделось – казалось: Пасха – лучится, Рождество – искрится. Наслаивалось тогда на память о Рождестве ещё, конечно, впечатление и от Нового года с его сказочно разукрашенной ёлкой, костюмами и масками всевозможными, фабричными и своедельскими, блеском счастливых глаз за ними, вспышками бенгальских огней, конфетти, конфетами и мандаринами, которые появлялись у нас в Ялани только на этот почему-то праздник. Новый год и до сих пор пахнет для меня, есть они рядом или нет, мандаринами – въелось в сознание, как нафталиновая вонь за лето на полатях в валенки. И от Старого Нового года, который у нас в Ялани тоже отмечали, уже без наряженых в домах ёлок, но с гуляниями шумными на улицах и беспорядочной пальбой в ночное небо из охотничьих ружий, вместо петард и фейерверков. А Рождество искрилось между ними, двумя этими праздниками, официальным и старорежимным, словно огромная бенгальская свеча. Пасха была сама по себе, как на ясном, чистом небе солнце, ничто её не заслоняло, разве что скворечники с недавно прибитыми к ним кедровыми, живыми ещё, мягко-зелёными ветками. Вербное воскресенье – но то не заслоняло, а как будто приближало только, увеличивало, словно лупа. И ещё в детстве казалось мне, что март слово красное, как новорожденный и не обыгавший ещё от последа лосёнок с большими карими бархатистыми глазами, а июль – жёлто-зелёное, как забытый и стареющий на парнике огурец, подточенный мышами. И ещё я почему-то полагал, что музыку сочиняют разные птицы – одну скворцы, скажем, другую дятлы, – а люди её, подслушав, только исполняют, и что пни в лесу – это такие особые короткие деревья, которые живут вечно, как некоторые старики в Ялани. И самая задушевная и красивая музыка получалась, как мне тогда казалось, у журавлей.

      Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

      В Елисейске, в действующих церквях, сегодня пели: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума…»

      «И родила Сына своего первенца, и…»

      «…нас бо ради родися Отроча…»

      Слава в вышних Богу.

      И – спокойно – ощущаешь, как пульсирует заботливо Вселенная: не одиноко – Отроча родися нам, и дадеся нам.

      Но вот только ни в одном селе и ни в одной деревне возле и сколько-нибудь поодаль от Елисейска, ну а в посёлке леспромхозовском любом уж и подавно – возникали-то они в какое время! – во всём районе Елисейском, по населению вроде и русском и, должно быть, православном, нет ни часовни, ни церковицы, где и осталось что от них, так лишь фундаменты, места ли только намоленные, – и поют по деревням сейчас иное: «Вот кто-то с горочки спустился…» – или: «Не сыпь мне соль на рану…» – зависит от компании; иной раз прокричат что-нибудь и из Высоцкого. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной…» —или: «Если друг оказался вдруг…» – но по куплету, по два ли, не до конца – так ли сбиваются, слов ли всех не помнят в песне.

      Вокруг Ялани вековелый рослый, густой ельник, летом обильный грибами – бычками, сыроежками, пихтовиками и подъеловиками, – сейчас весь белый от опоки – рождественский. Над Яланью мутное от изморози небо, утром поздним оно было клюквенно-бордовым, днём срединным – ало-розовым, в сумерки вечерние – блекло-белёсым, теперь – искристо-лунное. Гало вокруг луны – погода переменится – завьюжит. Пока мороз. За пятьдесят градусов по Цельсию. И держится такой уже неделю. Переливалось вчера в небе под Большой Медведицей и сияние северное – цветное, ленточное – как кутас. На улицу мы выходим по возможности редко и ненадолго – выскакиваем – только по каким-нибудь делам, совсем уж неотложным: задать корове и телёнку корм, накачать из колонки воды или наколоть и принести в дом дров, к примеру, – и спешим, управившись, обратно в избу. Нос под варежкой или шарфом если не спрячешь, так и прихватит, ознобишь его в одно мгновение до корочки, после облупится, но прежде поболит.

      В избе натоплено, но не жарко – сколько нагреешь, столько же почти и выстудиться успевает. Как в палатке. Топятся вот и сейчас и печка, и камин. Дрова берёзовые, напиленные весной ещё, в апреле, и высохшие за лето, – не щёлкают, сгорают смирно, как увядшая трава. Входная дверь в избе обиндевела и пристывает к притолоке моментально – когда выходишь или входишь, только рывком её от косяков и отдираешь. На окнах толстый, едва ли не в палец, и сплошной куржак – как войлок – не видно из-за него сквозь стёкла ничавошеньки. Как сквозь бумагу с водяными знаками, цедит оттуда, с улицы, лишь лунный свет рассеянно – романтика, в кино бы только ею наслаждаться, в жизни – сурово.

      Уже вечер, и неранний. Только что закончилась программа «Время». Обшая интонация её такая: нет ничего у нас нигде ни в чём хорошего – всё у нас худо и задрипанно – не страна, а мрак кромешный. Замечательно только на Западе, а уж в Америке – почти что рай – цивилизация (как о кумире, с придыхом благоговейным). И, иллюстрируя как будто эту замечательность, сразу же за новостями пустили голливудский поверхностно-сентиментальный фильмец

Скачать книгу