Скачать книгу

добраться до точки назначения и приземлились в Игарке. Хлопонин с подчиненными полетел в Норильск на вертолете, меня же из-за неопределенности с транспортом оставили в Игарке, заключенных которой Парвилахти описывает в своей книге.

      И вот, вернувшись из Игарки в Москву, я нашел на своем столе решение Комиссии российского правительства по реабилитации жертв политических репрессий. В нем предъявленные Парвилахти обвинения были признаны беспочвенными.

      Я сразу пригласил на ужин председателя комиссии, отца перестройки и ближайшего коллегу Михаила Горбачева – Александра Яковлева. Поднимаясь по лестнице финляндской резиденции, он, прихрамывая, заметил насмешливо о своей хромоте: “Ленинградский фронт”. Я тут же спросил, с финнами или с немцами он воевал. Он с улыбкой заверил, что с немцами.

      В немецкой школе мамины еврейские корни никого не интересовали. Школа была многонациональной, большинство учеников – финны, хотя попадались и выходцы из Петербурга (эмигрировавшие после революции) и стран Балтии. В моем классе учились две русские девочки из эмигрантской семьи, для которых с еще одним нашим одноклассником проводили отдельный урок по православию. А Герд, в свою очередь, посещал уроки религии с католиками. Помню, что в начальной школе у нас был учащийся-еврей. В 1920-1930-х евреев в немецкой школе по понятным причинам уже не было[18].

      Школьный историк упоминал о драках в 1930-х годах между нашими учениками и учениками расположенной по соседству еврейской школы – разнимали их директора[19].

      Школьное здание, построенное на Малминкату, 14 в 1933 году, поначалу называлось Гинденбург-Хаус, следы этого имени, если присмотреться, можно и сейчас разглядеть на фасаде. Вне всяких сомнений, немецкая школа тогда заметно выделялась своей немецкостью, хотя и не была полностью нацистской. Об этом заботился директор Филипп Крамер, который всегда придавал особое значение христианским ценностям[20].

      Школа наша была воистину трехъязычной, поэтому для изучения родного (финского/шведского) и второго государственного языка классы были поделены на две группы. Остальное преподавание – от математики до рисования и музыки – велось на немецком. Примерно треть моего класса была шведскоязычной. Поскольку школа придавала особое значение финскому аттестату, финский язык в шведскоязычной группе преподавала Хенке Перльман – решительная дама, которая крепкой рукой изгоняла грамматические ошибки из учеников.

      Хенке Перльман была еврейкой, в Зимнюю войну моя мать провела несколько месяцев в эвакуации вместе с ее старшей сестрой, Шевой Перльман. Мир тесен, а Хельсинки был еще теснее. Количество евреев в Финляндии по самым оптимистичным расчетам не превышало 2 тысяч. В 1930-м в Хельсинки жило 219 еврейских семей (1132 человека)[21].

      Немецкие учителя, вернувшиеся с войны совсем молодыми, вспоминали о пережитом и рассказывали о Stunde Null[22] – переломном моменте, наступившем после полного

Скачать книгу


<p>18</p>

Muir; с. 195.

<p>19</p>

Begegnungen, Kohtaamisia koulutiellä, Deutsche Schule Helsinki 125 Jahre auf dem Weg, 2006, c. 118.

<p>20</p>

Deutsche Schule, c. 113–121.

<p>21</p>

Ekholm, с. 14, 28, 35.

<p>22</p>

Stunde Null (нем.) – в военной лексике – час “Ч”; в переносном смысле – начало какого-либо периода, состояния, “новой эры”.