Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура - Илья Виницкий

Скачать книгу

другой, и третьей, и четвертой, и изменился ли бы от перемены адресата смысл стихотворения? Я признался, что в юности написал стихотворение (намного хуже пушкинского, но тоже любовное) и несколько раз дарил его разным адресаткам (но только брюнеткам, потому что начиналось оно стихом «Брови, как черные лебеди, выгнулись в чудо-дугу»). А вот поэт Хвостов, я уверен, НЕ МОГ бы так поступить, потому что был верным и благодарным супругом, в отличие от многих государственных и культурных деятелей России своего и не только времени. Одна Темира на всю жизнь, пускай и «сморщенная». Одна поэзия до самой смерти, пускай и нелепая.

      2. Любовь и закон

      Орфей! постигни цель искуства,

      Славь добродетели цветок,

      Страстям, пороку дай урок;

      Тебе любви знакомой чувства

      Откроют истины предел,

      Где Пиндар брал запасы стрел.

Граф Д.И. Хвостов

      В пятом томе итогового собрания сочинений Хвостов называет мадригал 1780 года своим первым стихотворением. Но в последнем, седьмом томе, подготовленном автором к концу 1833 года, он помещает маленькое стихотворение, написанное, судя по приведенной датировке, за четыре года до перевода из Вольтера. Называется это стихотворение немного странно:

Сочинения (sic!) Руссо Женевского, перевод с французского 1776 года

      Здесь два любовника друг другом умерщвленны.

      Друг другу на земли питая страсти жар,

      Друг другу дали смерть их руки исступленны,

      Любовь, отчаянье свершили злой удар.

      Самоубийство здесь закон грехом считает,

      Слезами чувства чтит, рассудок умолкает [VII, 228].

      В примечании к этому душераздирающему произведению Хвостов указывает, что оно печатается «первый раз для показания отличной мысли французского автора об ужасном преступлении» [VII, 276]. О каком преступлении идет речь?

      Установим, коллега, вначале источник этого стихотворения. Это эпитафия Жан-Жака Руссо, посвященная двойному самоубийству лионских любовников Терезы и Фальдони («De deux Amans qui se sont tués à St. Etienne en Forés au mois de Juin 1770») – «одному из самых знаменитых самоубийств» XVIII века [Минуа: 308]:

      Ci-gisent deux amants, l’un pour l’autre ils vécurent

      L’un pour l’autre ils sont morts et les lois en murmurent

      La simple piété n’y trouve qu’un forfait

      Le sentiment admire et la raison se tait.

      Впервые эта эпитафия была опубликована в «L’Almanach des muses» 1771 года за подписью «M. Rousseau de Geneve» (р. 22; очевидно, из этого альманаха ее и почерпнул русский переводчик). Известны два русских перевода этой эпитафии, относящиеся к началу XIX века, – И.Ф. Богдановича (опубл. в его «Сочинениях», 1810) и П.А. Катенина («Надпись Пираму и Тизьбе», Цветник 1810) [Добрицын: 104–105]. Приведем для сравнения с хвостовским переложением перевод сентименталиста Богдановича (Хвостов, кстати сказать, очень любил этого поэта):

      Под камнем сим лежат, покоясь вечным сном,

      Тела любовников, что друг для друга жили

      И друг для друга смерть равно они вкусили:

      Законы то винят, а вера чтит грехом.

      Но чувство нас влечет их верностью пленяться,

      И строгий разум в том не смеет изъясняться

[Добрицын:

Скачать книгу