LITMIR.BIZ

      Я сразу смазал карту будня,

      плеснувши краску из стакана;

      я показал на блюде студня

      косые скулы океана.

      На чешуе жестяной рыбы

      прочел я зовы новых губ.

      А вы

      ноктюрн сыграть

      могли бы

      на флейте водосточных труб?

      Читайте железные книги!

      Под флейту золо́ченой буквы

      полезут копченые сиги

      и золотокудрые брюквы.

      А если весело́стью песьей

      закружат созвездия «Магги» —

      бюро похоронных процессий

      свои проведут саркофаги.

      Когда же, хмур и плачевен,

      загасит фонарные знаки,

      влюбляйтесь под небом харчевен

      в фаянсовых чайников маки!

      Земля!

      Дай исцелую твою лысеющую голову

      лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот.

      Дымом волос над пожарами глаз из олова

      дай обовью я впалые груди болот.

      Ты! Нас – двое,

      ораненных, загнанных ланями,

      вздыбилось ржанье оседланных смертью коней.

      Дым из-за дома догонит нас длинными дланями,

      мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях огней.

      Сестра моя!

      В богадельнях идущих веков,

      может быть, мать мне сыщется;

      бросил я ей окровавленный песнями рог.

      Квакая, скачет по полю

      канава, зеленая сыщица,

      нас заневолить

      веревками грязных дорог.

      Через час отсюда в чистый переулок

      вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,

      а я вам открыл столько стихов шкатулок,

      я – бесценных слов мот и транжир.

      Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

      где-то недокушанных, недоеденных щей;

      вот вы, женщина, на вас белила густо,

      вы смотрите устрицей из раковин вещей.

      Все вы на бабочку поэтиного сердца

      взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.

      Толпа озвереет, будет тереться,

      ощетинит ножки стоглавая вошь.

      А если сегодня мне, грубому гунну,

      кривляться перед вами не захочется – и вот

      я захохочу и радостно плюну,

      плюну в лицо вам

      я – бесценных слов транжир и мот.

      Вошел к парикмахеру, сказал – спокойный:

      «Будьте добры́, причешите мне уши».

      Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,

      лицо вытянулось, как у груши.

      «Сумасшедший!

      Рыжий!» —

      запрыгали слова.

      Ругань металась от писка до писка,

      и до-о-о-о-лго

      хихикала чья-то голова,

      выдергиваясь из толпы, как старая редиска.